Студенты в Москве. Быт. Нравы. Типы - Петр Константинович Иванов

В конечном счете, выбор вуза – это индивидуальное решение, и каждый студент учитывает свои уникальные потребности, интересы и обстоятельства.

На юридическом факультете науки разнообразнее, много общественных… Смирнов, пожалуй, и выбрал бы именно этот факультет. Но, когда ему сказали, что на филологическом читается и история, и литература, и философия, и психология, и даже история искусств, и политическая экономия, он пришёл в восторг и сейчас же отправил свои бумаги с просьбой зачислить его в студенты филологического факультета.

Однако действительность оказалась вовсе не такой, какой рисовал её себе Смирнов. Уже в самом начале года, когда он ознакомился с распределением лекций на своём факультете, то поморщился, заметив, что самое интересное отнесено на старшие курсы, а на младших приходится иметь дело с латинскими, греческими, славянскими «нелепостями».

Румянцевский музей

Впрочем, первое полугодие ему некогда было раздумывать над этим. Он посещал лекции всех факультетов и всех курсов, ничему не отдавая преимущества. Как голодный волк, набросился Смирнов на библиотеку Румянцевского музея и оставлял за собой по десяти книг за раз по самым разнообразным отраслям человеческого знания.

В начале второго полугодия, когда все товарищи Смирнова засели за курсы обязательных лекций, чтобы готовиться к экзамену, и ему самому нужно было приниматься за более систематические занятия, Смирнов почувствовал отвращение к филологическому факультету и решил перейти на другой.

– Чтобы я стал сидеть, – говорил он товарищам, – за славянскими и латинскими лексиконами, когда столько есть интересного, нужного. Я и в гимназии только думал о том, чтобы избавиться от мертвечины и посвятить всё время живым знаниям… Только сухие люди уживаются на филологическом и не бегут с него. Посмотрите на филологов, ведь это настоящие сухари. Их словно засушили между двумя словарями древних языков. Живые люди здесь исключение. Нужно быть героем, чтобы остаться живым. А я не герой…

И Смирнов продолжал заниматься энциклопедией университетской жизни: читал все интересные книги и посещал разнообразные лекции.

На второй год пребывания в Москве Смирнов состоял уже студентом юридического факультета – прибежища всех сирых и бездомных. Этот факультет в настоящее время ценен большим количеством свободного времени, которое он предоставляет в распоряжение студентов. Кому не известно, что юристу на первых трёх курсах достаточно двух месяцев для подготовки к экзаменам. Посещать же лекции, которые в большинстве случаев являются передачей слово в слово литографированного или печатного курса данного профессора, – праздное времяпровождение. Смирнов понял именно так выгоду юридического факультета, и хотя некоторое время он ходил на практические занятия по финансовому праву и даже писал рефераты для них, регулярно посещал лекции по судебной медицине, а кое-когда и другие лекции, однако большую часть своего времени посвящал тому, что считал важным и необходимым.

– Я вырабатываю миросозерцание, – отвечал он на вопрос: «Чем вы заняты»? – Я не специалист и мне нужно общее развитие. Мне нужно массу прочитать, потому что я ужасно многого не знаю.

И он действительно прочитывал массу книг. Семидесятые годы и Михайловский[50], потом Струве и марксизм, Бернштейн[51] одинаково привлекали его как вопросы наших дней. Он аккуратно прочитывал новые журналы, следя за ходом общественной мысли и новостями литературы. Большая часть того, что вышло из-под пера Гауптмана, Ибсена[52], Чехова, Горького, Ницше, было им прочтено. Этим он отдавал долг современности, но остановиться только на этом не мог. Мировые итоги человеческой мысли стояли перед ним хаотической огромной массой и дразнили его, и он выхватывал из этой массы всё, что только мог и успевал. История, философия, психология, социология – он ничему не отдавал преимущества… Куно Фишер[53], Сеньбос[54], Джемс[55], Липперт[56], Милюков[57], Летурно[58], Рескин[59], Кареев[60] и ещё многие следовали один за другим, страшно спеша. Современная Франция и рабочие движения в Англии, аграрный вопрос и идеалы социальной политики, романтизм Шиллера, художественность Мопассана… Это был какой-то хаос чтения.

Смирнов посещал заседания учёных обществ и публичные лекции: ему казалось, что он пропустит что-то важное и необходимое, если не пойдёт на заседание психологического общества или экстренное собрание членов «О-ва любителей российской словесности».

Во всём этом не было главного – систематичности. Слишком нервный и нетерпеливый, он обладал драгоценным свойством немца – настойчивостью – и англичанина – методичностью. Миросозерцание не вырабатывалось, а получалось нечто смутное, расплывчатое, в высшей степени неустойчивое. Горизонт расширялся, но не разъяснялся. Даже возросли противоречия жизни. Идеи спорили с фактами действительности и между собой, а руководящего принципа к разрешению этого спора не было.

Лекция

Впрочем, пока он ещё не сталкивался с практической жизнью, у него были ответы на вопросы и явления действительности. Он находил их готовыми в традициях студенчества. Взгляды студенчества – его взгляды. Смирнов усвоил их себе, как студент – человек известной среды. В основу этих взглядов положена чисто идеалистическая оценка всего происходящего на свете. Всё решается легко и просто, всё строго разделено на плохое и на хорошее или, по студенческой терминологии, на подлость и порядочность. Этот догматизм свойственен студентам, конечно, потому что они стоят вне житейских отношений и жизненного опыта. Они не связаны ни семьёй, ни собственностью, ни службой, ни обществом, которые делают жизнь сложной и принуждают человека заключать компромиссы с совестью и нравственным долгом и относиться ко многому снисходительно.

Ответы студентов на все вопросы, которые предлагает жизнь, чрезвычайно прямолинейны:

Война зло, войска не нужны, студент страстно возмущается всяким кредитом на войско и ругает правительства, ассигнующие деньги на милитарные расходы. Военный суд несовершенен: Дрейфус невиновен[61]. Евреев преследуют: евреи всегда и во всём правы. Студент ненавидит от всей души газеты, ставящие на своём знамени борьбу за национализм, потому что «националисты всегда филистеры». Он всегда на стороне порабощённых народностей: армян, поляков, индейцев, буров и др. – без всякого рассмотрения условий «порабощения»… Русских инородцев защищает гораздо горячее, чем русских…

Так легко разрешается всё, пока студент витает в области чистой идеологии. Но стоило только Смирнову столкнуться с жизнью, и он пришёл в отчаяние от хаоса, царствующего в ней, и полного смешения добра и зла, от жестокости житейской дилеммы: подчиняться или совсем уходить. Довольствоваться клочками хорошего на цельном дурном казалось невозможным, и пока что он предпочитал удаляться в свою студенческую конуру, где сомнения не мучили, потому что