Наперекор судьбе - Мэри Бэлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отчаяние, насколько знал Кристофер, может причинять такую же острую боль, как и ножевая рана.
* * *
Элизабет не сомкнула глаз всю ночь, но она и не надеялась уснуть. Она, вероятно, вообще не стала бы ложиться, если бы не Дорис, которая находилась с ней в комнате и легла на соседнюю кровать. Элизабет не могла рассчитывать на то, что служанка проведет бессонную ночь вместе с ней.
Как ни странно, но Элизабет уснула. Однако пустота и холод постели разбудили ее; ей недоставало рук, обнимавших ее за плечи. Двадцать пять лет она спала одна, за исключением тех трех месяцев, пока длилось ее замужество, да этих двух с половиной недель. И все же пустота постели была неприятна для Элизабет.
Оставшуюся часть ночи она лежала, широко открыв глаза и глядя на блики на потолке от горевших во дворе гостиницы фонарей. Иногда она закрывала глаза, ожидая, что придет сон. Элизабет пыталась думать о Кристине и о той счастливой жизни, которая ждет их, когда Мартин привезет их из Лондона в Кингстон. Ребенок стал смыслом жизни Элизабет, источником ее счастья в течение шести лет. Элизабет хотела поскорее увидеть свою дочь.
Но воспоминания о Кристине, о ее тонком личике с доверчивыми голубыми глазами снова заставили Элизабет подумать о Кристофере. Она вспомнила их первую встречу. Это случилось в Лондоне. Элизабет была на первом в своей жизни балу, взволнованная и испуганная. Джон стоял по одну сторону от нее, очень красивый, в красном мундире, по другую сторону — Мартин. Он улыбался ей, в то время как Джон не сводил глаз с других женщин.
Элизабет очень трудно было оторвать взгляд от пола, да и нельзя было сказать, что кавалеры толпились вокруг нее, стремясь заполнить ее карточку с приглашением на танец. Хотя, конечно, были некоторые знакомые папы и Джона, которые записались из чувства долга. Мартин дважды записался в ее карточке, а Джон — один раз.
А затем она увидела его и сразу смущенно отвела взгляд в сторону, потому что он смотрел прямо на нее. Через минуту она украдкой снова взглянула на него, обнаружив, что он стоял на том же месте и продолжал смотреть на нее. Она отвела взгляд и старалась больше не смотреть в его сторону.
Но Элизабет успела заметить, что это высокий, стройный темноволосый красавец мужчина. Она чувствовала, как заколотилось сердце, ей хотелось убежать: если он продолжал смотреть на нее, то видел перед собой робкую, застенчивую, смущенную девочку. А выглядеть такой она не хотела.
А потом он стоял перед ней с хозяйкой бала, его представили Элизабет, Джону и Мартину, и он записался в ее карточке, но не на следующий танец, который принадлежал одному из офицеров, другу Джона, а на другой.
Элизабет повернулась на бок и стала смотреть в окно. Интересно, спят ли жильцы в номерах нижних этажей гостиницы — ведь фонари во дворе горят всю ночь? Не мешает ли им свет?
Элизабет снова погрузилась в воспоминания… Он был неразговорчив, не улыбался во время танца, как это делал Джон, у него не было того очарования, как у Мартина в его восемнадцать лет. Но во время танца он так смотрел на нее своими яркими голубыми глазами, что заставил ее почувствовать себя единственной женщиной на балу, достойной внимания. К тому времени, когда танец закончился, она уже была влюблена. Причем так серьезно, как это бывает в восемнадцать лет.
Всю ночь она грезила о нем и вздыхала — ведь он танцевал с ней только один танец и ничего не говорил о том, чтобы снова увидеть ее. Элизабет не знала, что он придет к ним на следующий день, чтобы пригласить ее на прогулку, и что менее чем через два месяца они станут мужем и женой.
Элизабет закрыла глаза. Она безмерно любила его. Она была так молода, она верила в рыцарей в блестящих доспехах и в бесконечное счастье.
Но все, что осталось у Элизабет от этой любви, — это сердечная рана, а потом и ребенок, который был похож на него как две капли воды. Кристина. Элизабет представила, как тонкие ручонки дочери обовьются вокруг ее шеи, когда ее привезут в Кингстон, как девочка будет целовать ее.
В Кингстон? Снова ссылка? Она снова станет скрываться от всего мира, лелея свое разбитое сердце, обращаясь к Кристине в поисках любви и к Мартину за поддержкой и сочувствием?
Неужели это именно то, чего она хочет? Неужели она не способна на большее?
Элизабет продолжала лежать без сна и думала, что утро никогда не наступит.
* * *
Но утро наступило, и на пороге ее комнаты появился Мартин. Элизабет бросилась в его объятия.
После того как они обменялись приветствиями, Мартин внимательно посмотрел на нее.
— Лиззи, — сочувственно сказал он. — Ты совсем не спала, да? У тебя под глазами круги. Думаю, ты не захочешь спуститься к завтраку. Но я о тебе позабочусь. Я прикажу твоей служанке, принести тебе успокоительное, затем мы отправимся в путь, и ты сможешь поспать у меня на плече. Теперь я с тобой, и тебе больше не о чем беспокоиться. А когда мы доберемся до Кингстона, ты снова будешь чувствовать себя в безопасности.
— Как раз об этом я и хочу поговорить с тобой, — ответила Элизабет. — И я голодна. Вчера я не могла ничего есть. Мы сможем поговорить с тобой за завтраком.
— Конечно, — откликнулся Мартин. — Все, что ты хочешь, Лиззи. Я рад видеть, что ты не сломлена.
— Надеюсь, ты гордишься мной? — Она заставила себя улыбнуться.
Когда они сели завтракать, Элизабет поняла, что вовсе не голодна. Но она заставила себя съесть два кусочка хлеба и выпить чашечку кофе. Прошлое не должно повториться, решила она ночью. Ему не удастся снова раздавить ее.
— Мы не поедем в Кингстон, — сказала она Мартину. — Мы поедем в Лондон.
Мартин изумленно уставился на нее.
— Лиззи, — заговорил он, — ведь все уже решено.
— С кем? Ты договорился с кучером? — спросила Элизабет. — Ему можно сказать, что изменилось место назначения. Я больше не собираюсь скрываться, Мартин. Я не сделала ничего дурного.
Мартин некоторое время молчал, помешивая свой кофе.
— Конечно, ты не сделала ничего дурного, — ответил он. — Но ты хорошо знаешь общество, Лиззи, и понимаешь, какую историю придумают злые языки. Ведь тебя не было почти три недели. Конечно, тебя увезли силой. Но разве это что-нибудь значит для сплетников? Кое-кто в Лондоне и так уже поговаривал, что ты сама подстроила свое похищение. Будут утверждать, что ты почти три недели оставалась наедине со своим похитителем; многие поверят этому и сделают соответствующие выводы.
— И будут совершенно правы, — согласилась Элизабет. Она покраснела, но не отвела взгляда. — Но я не собираюсь прятаться, Мартин. Люди могут думать все, что им угодно. А как отреагировал Манли?
— Сейчас ты больше не можешь думать о замужестве, Лиззи, — заговорил Мартин, взяв ее за руку. — Я знаю, ты очень хотела этого, но сейчас это невозможно. Если мы поедем в Кингстон…