Милые развлечения - Стелла Камерон

– Я тебя не обману, детка. Люблю повеселиться и всегда держу свое слово.

Ему опять повезло?

Тобиас стоял напротив дома Перис и, задрав голову, пытался разглядеть окна на двух последних этажах. Он оставил машину под виадуком и квартал прошел пешком.

Весь дом был погружен в темноту.

Перис повесила трубку. А ему не удавалось такое простое дело – сказать себе, что он сделал честную попытку оправдаться и выбросить Перис из головы.

Входная дверь открылась.

Тобиас чуть не сорвался с места. Но потом прижался к стене дома, совсем уйдя в тень.

Появилась невысокая, толстая фигура, скатилась по ступенькам, повернула в сторону холма и во весь дух кинулась за угол. Машина, которая медленно двигалась по Первой Авеню, остановилась, мужчина (Тобиас уже понял, что это именно мужчина) сел, и машина сорвалась с места.

Входная дверь осталась открытой, а в доме по-прежнему не было ни огонька.

Тобиас медленно пересек улицу, автоматически перешагивая через трамвайные пути, и остановился, дойдя до противоположного тротуара.

Через пару часов после того, как она повесила трубку, он попытался позвонить еще раз, а потом еще.

Умный человек давно бы отказался от этой затеи.

Однако, с тех пор, как он снова увидел Перис, попытки забыть ее вызывали в его душе борьбу чувств – то ли ответить на вызов, то ли забыть единственную женщину, которая заинтересовала его всерьез со времени его развода.

Мисс Гранола.

Он нахмурился, увидев, что входная дверь так и осталась открытой. Это совсем не то место, где можно себе позволить жить так беззаботно. Да и где, в каком городе было такое место, где люди могли бы не беспокоиться хотя бы о непрошенных гостях?

По дороге сюда он еще раз, по радиотелефону, попробовал позвонить Перис. «На линии никто не разговаривает, сэр, – сказал ему оператор, проверявший линию. – Наверное, трубка плохо лежит».

Тобиас глянул в ту сторону, где исчез мужчина, а потом снова посмотрел вверх. Он не был подвержен, как говорится, дурным предчувствиям, но сейчас явно ощущал, что здесь произошло что-то нехорошее.

Перис ясно дала ему понять, что его присутствие здесь нежелательно. Ему следует понять этот намек и оставить ее в покое, да и это место сейчас оставить.

Где-нибудь должен быть свет.

Что, если…

К чертям осторожность – Тобиас вошел в дом, поднялся по ступеням; ему пришлось всю дорогу по лестнице до квартиры Перис идти на ощупь, держась в кромешной тьме рукой за стенку.

Вот еще одна открытая дверь. Настежь. В тихой комнате на полу лежали полосы лунного света. Тобиас шагнул в квартиру и позвал:

– Перис…

Когда он в последний раз с ней разговаривал, голос у нее был какой-то странный. Нельзя сказать, что он хорошо узнал Перис в последние несколько дней. Взрослая Перис была ему незнакома; они нечасто и ненадолго встречались после ее возвращения из Европы, и пока он был женат на Синтии.

Сейчас, наверное, она сидит в «Голубой двери» со своими ненормальными друзьями.

Он нерешительно нашарил выключатель и нажал на него. Зажглась одинокая лампочка.

– Перис! – в этот раз погромче позвал он.

Если она сейчас вернется и застанет его в своей квартире, ему некого будет винить – только себя.

Он собрался уйти отсюда с Богом и забыть само имя этой женщины. Она дала ему понять, что не станет помогать ему с Попсом. А впрочем, какое ему дело, если ее нежные чувства будут задеты человеком, действующим под давлением обстоятельств так же, как действовал бы любой другой на его месте? Он же не просил ее лежа дожидаться его, хотя сам был возбужден до предела.

Не как человек под давлением обстоятельств, а как хищник, которому указали легкую добычу. От этой мысли ему стало не по себе.

Он поднял коричневый бумажник со столика рядом с креслом-качалкой. Возле бумажника покоилась снятая с черного телефонного аппарата трубка.

Может быть, она нарочно сняла трубку?

Чтобы он наверняка ее не беспокоил больше.

И ушла, оставив дома бумажник?

Это, черт возьми, его совершенно не касается.

Тобиас повернулся и вышел на площадку.

Чем быстрее он вернется к заливу Юнион, тем лучше. Завтра он должен принять решение по кондоминиумам, а также посмотреть, что делать дальше в Скагите.

Кто же вышел из этого дома, оставив дверь незапертой, и уехал в большой, сияющей, явно дорогой машине?

Тобиас опять вернулся в квартиру и прошел в коридор, ведущий куда-то из гостиной.

– Перис! – сказал он громко, стуча в первую дверь на своем пути, потом опять: – Перис! – стуча в следующую.

В конце коридора была лестница, ведущая вверх, в темноту. Он преодолел ее, шагая через две ступеньки, и остановился наверху.

Он вел себя, как ненормальный.

– Перис!

До него донесся приглушенный звук. То ли стон, то ли приглушенный вскрик. Сердце Тобиаса сжалось. Он на ощупь двинулся вперед и наткнулся на очередную дверь, на этот раз опять открытую. И опять-таки только луна освещала комнату за этой дверью. Пробиваясь сквозь едва колышащиеся белые портьеры, таинственный серебристый свет лился на кровать; смятая и перекрученная простыня валялась на полу.

– Здесь есть кто-нибудь? – спросил Тобиас, стараясь говорить спокойно. – Эй?

Сдавленный звук был еще тише, но источник его находился где-то в этой комнате. Тобиас распахнул дверь и почувствовал, что она уперлась в какую-то преграду.

Тобис услышал испуганное «Ах!» и вздрогнул. Стиснув зубы, он подошел к кровати, включил свет и обернулся.

Дверь медленно закрывалась.

В углу съежилась Перис – она сидела на полу, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.

– Господи, – сказал Тобиас. – Господи Боже мой. – Он сделал движение, чтобы подойти к ней, но потом оглянулся, выискивая, чем бы ее закутать.

Тумбу в ногах постели закрывало легкое белое одеяло. Тобиас снял его и подошел к Перис.

– Все в порядке, – сказал он спокойным тоном. Все хорошо. Я здесь. Только я.

Перис вжалась в угол. Что с ней случилось?

Как только ему пришел в голову этот вопрос, сразу же явился и возможный ответ. Сердце Тобиаса сжалось.

– Т-с-с, – сказал он, хотя Перис и так не издавала ни звука. – Дай, я тебя закутаю.

Он почувствовал себя, как охотник с сетью, пытающийся поймать олененка. Перис смотрела на него расширенными глазами, и он понял, что она бы убежала, если бы смогла заставить себя пошевелиться.