Фокусник из Люблина - Исаак Башевис Зингер

— Да, это так. Однако же я должен иметь в руках какие-то деньги. Сколько же нужно? Я хочу сказать, каков минимум?

— Мы же все посчитали. Надо по меньшей мере пятнадцать тысяч рублей. А лучше бы и сверх того.

— Я должен буду получить деньги.

— Как же? Насколько мне известно, в Варшаве деньги с неба не падают. У меня создалось впечатление, что ты уже собрал некоторую сумму.

— Нет у меня ничего.

— Да, это новость. Ты не подумай только, что мои чувства к тебе изменятся из-за этого. Но наши планы, очевидно, не могут быть прежними. Я уже намекнула кое-кому из близких друзей, что еду за границу. Галине нельзя здесь оставаться. Девочка в ее возрасте должна ходить в школу. Да здесь мы с вами и не сможем быть вместе. Это теряет смысл для нас обоих. У тебя есть семья, жена, и кто его знает, что еще. Меня терзает жалость к твоей жене, но если уехать из Польши — это все отдалится А так: увести мужа и иметь шанс, что его жена придет ко мне плакать, — это уж слишком!

И она потрясла головой, будто стряхивая с себя эту тяжесть. И передернула плечами.

— Я добуду денег.

— Как? Ограбишь банк?

Вошла Галина.

— А, дядя Яша!

Эмилия нахмурила брови.

— Сколько раз говорить, что сначала надо постучать, а уж потом входить. Тебе же не три года.

— Если помешала, уйду.

— Ничему ты не помешала. Какое чудесное платьице на тебе!

— Что же в нем такого хорошего? Я выросла уж из него. Но оно белое, а от белого я без ума. Хорошо бы наш дом в Италии был белый. Почему крыша не бывает белая? Да, это было бы потрясающе: дом с белой крышей!

— Может, тебе нравится, когда дымовая труба — тоже белая? — поддразнил Яша.

— Почему бы и нет? Можно и так. Я читала, когда выбирали нового Папу, белый дым выходил из трубы. А если бывает белый дым, то бывает и белая сажа. Разве нет?

— Да, да, все устроится, как ты хочешь. А пока отправляйся к себе в комнату, — прервала Эмилия. — Нам надо много обсудить.

— А о чем вы разговариваете?.. Ну не хмурься же так, мама. Уйду сейчас. Ужасно пить хочется, но это неважно. Только сначала одну вещь скажу: по-моему, у вас плохое настроение, дядя Яша. Что-то случилось?

— Лодка с прокисшим молоком пошла ко дну.

— Ха-ха! Что за смешное выражение?

— Так на идиш говорят.

— Ох, я бы хотела выучить идиш. Все языки хочу знать: китайский, татарский, турецкий. Говорят, у животных тоже свои языки. Один раз я проходила по Гжибову: евреи выглядят так смешно — в этих своих длинных кафтанах, с черными бородами. Что такое еврей?

— Тебе же сказано: уходи отсюда! — повысила голос Эмилия.

Галина повернулась уже, чтобы уйти, но тут в дверь постучали. У порога стояла Ядвига:

— Какой-то человек пришел. Хочет говорить с пани.

— Человек? Кто это? Что ему нужно?

— Не знаю.

— Что же ты не спросила, как его зовут?

— Вид такой, будто он с почты или что-то такое…

— Вот еще напасть! Одну секунду. Сейчас я выйду к нему, — и Эмилия вышла в коридор.

— Кто бы это мог быть? — сказала Галина. — Я взяла книжку в школьной библиотеке и потеряла. Вообще-то не потеряла, а уронила в канаву. Она была такая противная, там помои текли, и я не полезла за ней, побоялась домой принести. Побоялась, что мама увидит меня с такой грязной книжкой и разбранит ужасно. Она добрая, но и злая бывает. Недавно она так чудесно сделала. Мама не спит ведь ночами, а когда она не спит, и я не сплю, не могу уснуть, и все тут. Забралась к ней в постель, мы лежали и разговаривали, две потерянные души… Время от времени она присаживалась к маленькому столику, клала на него руки и ждала, что он предскажет будущее. Ой, она смешная иногда, но я люблю ее ужасно. Ночью она такая хорошая. Иногда мне хочется, чтобы всегда была ночь, и чтобы вы были с нами, дядя Яша, и нам втроем было бы так хорошо. Может, вам хочется меня загипнотизировать? Прямо сейчас… У меня страстное желание, чтобы меня загипнотизировали!

— Для чего это тебе надо?

— Ох, для того. Так мрачно все! Жизнь такая тоскливая!

— Твоя мама и слышать не хочет об этом, а раз она против, то и я не хочу.

— Наверно, все уже пройдет, пока она обратно придет.

— Не так-то быстро все это делается, как бы ты ни была восприимчива к гипнозу.

— О чем это вы?

— Ох, тебе придется любить меня. Навсегда меня полюбишь. Не сможешь позабыть.

— Это верно. Никогда! Мне хочется говорить глупости. Можно я скажу, пока мамы нет?

— Да, говори.

— Хорошо. Почему не все, как вы, дядя Яша? Каждый важничает, пыжится, все такие надутые. Я люблю маму, люблю ужасно, но иногда так ненавижу. Когда она в плохом настроении, то вымещает это на мне. «Не ходи туда! Не стой там!» Раз я разбила цветочную вазу, ну совершенно нечаянно, и она не разговаривала со мной целый день. Сегодня ночью мне приснилось, что конка — лошади, кондуктор, пассажиры — все-все проезжает через нашу квартиру. Куда они все несутся? И как это пройдет через нашу дверь? Но конка пронеслась мимо и остановилась. И мне пришло в голову: когда мама придет и увидит это, то-то подымет шум! Я принялась хохотать, и так, хохоча, проснулась. Мне и теперь смешно, как этот сон вспомню. Ну разве я виновата? И вы мне снились, дядя Яша, но пока вы не решитесь и не загипнотизируете меня, не расскажу сон.

— Что же тебе про меня снилось?

— Не скажу. Мне или смешное снится, или что-нибудь ненормальное. Вы думаете, я сумасшедшая. Но это и в самом деле ужасно, какие мысли в голову приходят. Хочу прогнать их и не могу.

— Что за мысли?

— Не могу я про это рассказывать.

— От меня ничего не надо скрывать. Я же тебя люблю.

— Ох, вы только говорите так. А на самом деле вы мой враг. Может, вы даже дьявол в облике человеческом? Может, у вас есть рога и хвост, как у бабы-яги.

— Да, у меня рога. — И Яша приставил два пальца к голове.

— Не надо так делать, мне страшно… Я жуткая трусиха. А по ночам я просто трясусь от страха. Боюсь привидений, боюсь духов, всяких таких вещей. У нас соседка есть, у нее девочка, шести лет, Янинка звали. Такая прелесть, белокурые локоны, голубые глаза. Как ангелочек. И вдруг она подхватила скарлатину и умерла. Мама не хотела, чтобы я узнала, но я все равно знаю. Даже видела в окно, как гроб выносили — узенький такой гробик и весь в цветах, Ох, смерть — это ужасно. Днем я не думаю об этом, а как только стемнеет, так думать начинаю.

Вошла Эмилия. Поглядела на Яшу с Галиной:

— Что за прекрасная пара!