Пока Париж спал - Рут Дрюар

– Видеть проблему?

Но Жан-Люк буквально прирос к своему месту.

– Смотреть!

Он оборачивается на разъяренного надзирателя.

– Что вы хотите, чтобы я сделал?

– Чинить его. Поставить поезд обратно.

– Я не могу. Стыковая накладка сломалась. Надо будет освободить поезд, убрать его с путей и снова соединить рельсы.

– Что? – Надзиратель еще сильнее хмурится.

К ним подходит другой надзиратель, он говорит на немецком. Кажется, он переводит слова Жан-Люка. Первый надзиратель трясет головой.

– Нет убрать поезд с рельс. Нет освободить.

– Невозможно! Сейчас он слишком тяжелый!

Жан-Люк поднимает руки в воздух, чтобы показать безнадежность этой затеи.

– Ладно, ладно.

Первый надзиратель уходит, возвращается через минуту с группой людей болезненного вида – одни кожа да гости, а сами они бледные, как призраки.

– Нет!

Жан-Люк смотрит на кучку обессиленных мужчин. Это просто не сработает, даже дураку ясно. К ним подходит группа людей побольше, и шесть работников отходят в сторону, давая им возможность громко спорить на немецком.

– Ja, освободить поезд! – раздается чей-то приказ. В ту же секунду засовы открываются, двери скользят на полозьях, и дрожащие заключенные вываливаются на платформу. Они плачут и выкрикивают имена, тянут руки друг другу.

Вдруг раздается выстрел.

– Тишина!

Шум утихает, крики и громкий плач превращаются в стоны и всхлипывания. Но дети заключенных не подчиняются приказам немцев, а их матери не могут их успокоить, и стенания продолжаются.

Раздается еще один выстрел. Раздается собачий лай.

– Я сказал тишина!

Какая-то фигура падает на землю. Раздаются новые крики. Еще один выстрел. А потом становится тихо, слышно только собак. Солдаты снуют туда-сюда по платформе, покачивая своими автоматами и выкрикивая приказы на немецком, пока все больше и больше людей выходят из вагона.

– Боже мой, да сколько их там? – Фредерик дотрагивается до локтя Жан-Люка.

– Должно быть, только в этом вагоне их около сотни!

Солдаты и надзиратели подталкивают заключенных к задней части платформы.

Жан-Люк все еще не может пошевелиться. Толпа заключенных протискивается мимо него, пытаясь избежать тяжелых ударов солдатских палок. Кто-то засовывает клочок бумаги ему в руку. Потом еще и еще. Он все еще не двигается. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным. Он хочет крикнуть: «Стойте!» Хочет направить оружие солдат на них самих. Но его будто парализовало, он просто не верит своим глазам. Солдаты открывают второй вагон. Еще сотни людей покачиваясь выходят наружу. Когда они прижимаются друг другу, снова становится шумно, люди кричат и плачут.

Вдруг он чувствует, как кто-то тянет его рукой за воротник комбинезона. Он оборачивается и видит молодую женщину с ярко-зелеными глазами. Она отчаянно притягивает его голову к своим губам.

– Кто вы? Вы не заключенный!

Он берет ее за талию, чтобы поток людей не унес ее вперед, и шепчет ей на ухо:

– Я работник железной дороги. Вы хотите, чтобы я передал кому-то сообщение?

– Нет.

Она плачет, слезы стекают по ее щекам. Он хочет обнять ее и никуда не отпускать. Он разворачивается, чтобы оградить ее от нарастающей толпы. Шум вокруг становится громче, когда все больше и больше людей выходят из поезда. Жан-Люк ждет, когда раздастся еще один выстрел.

Она обнимает его за шею и тянется к его уху. Он хочет вытереть ее слезы, но понимает, что она пытается что-то ему сказать.

– Прошу вас, – говорит она.

Он чувствует, как что-то упирается в его грудь. Что-то мягкое и теплое.

Он смотрит вниз.

Маленький вздернутый носик выглядывает из слоев одежды, и вдруг открываются глаза темного цвета и смотрят прямо на него. Шум на заднем фоне как будто исчезает, когда младенец, не отрываясь, смотрит на него.

– Пожалуйста, заберите ребенка.

Париж, 30 мая 1944 года

– Его зовут Самюэль.

Слезы продолжают стекать по ее лицу.

– Заберите его!

Жан-Люк пытается сделать шаг назад, но толпа за его спиной слишком плотная.

– Нет! – Он трясет головой. – Я не могу!

Но она продолжает прижимать сверток к его груди, ее подбородок упрямо выдвинут вперед. В них врезается крупный мужчина и отталкивает ее вперед. Жан-Люк чувствует, как быстро растет расстояние между ними. Она отходит. Если он не возьмет ребенка в руки, он упадет на землю и его затопчут. Жан-Люк протягивает руку и берет сверток, а другой рукой пытается дотянутся до девушки, но толпа уже поглотила ее. Он ищет ее ясные зеленые глаза в этой человеческой толчее. Но не находит.

Люди снуют повсюду, а он стоит там один, будто прирос к земле. Толпа становится реже, а солдаты приближаются к поезду. Он должен спрятать ребенка. Левой рукой придерживая сверток, правой он расстегивает пуговицы комбинезона. Прячет ребенка внутрь, а затем снова застегивается. Ребенок не издал ни единого звука, но он чувствует его тепло, согревающее грудную клетку. Нерешительность терзает его, паника поднимается вверх по телу. И что он должен теперь делать?

Он оглядывается. Толпа заключенных практически вся вышла из поезда. Вскоре он будет у всех на виду. Он идет за заключенными, пробирается внутрь толпы, пытается затеряться среди них.

Дом начальника станции! Нужно бежать туда. Ему приходится толкнуть старика, когда он пытается расчистить себе путь. На его пути две женщины тянутся друг к другу. Он обходит их, быстро передвигаясь вдоль платформы.

Раздается еще один выстрел, и кажется, что все замирает на мгновение. Но потом снова начинает движение вперед. Пригнувшись, Жан-Люк продолжает идти. Он толкает дверь дома начальника станции. Внутри пусто. Что теперь? Думай! Время теперь решает все. Он поднимается по лестнице настолько быстро, насколько позволяет его раненая нога. Неизвестно, что ему делать, куда бежать.

Туалет находится на втором этаже. Он заходит в него и бесшумно закрывает за собой дверь. Можно было бы бы спрятаться здесь, пока он не придумает, как отсюда выбраться. Во внутренней части дома есть задняя дверь, выходящая на станцию. Обычно ее охраняют, но в таком хаосе охраны там может и не оказаться. Жан-Люк выглядывает из окна. Оно выходит на задний двор, но все что он видит – темнота.

Он как раз собирается выходить, когда слышит стук шагов на лестнице. Он смотрит на кабинку, раздумывая, не спрятаться ли в одну их них, но уже слишком поздно. Дверь открывается, и на пороге появляется солдат.