Пока Париж спал - Рут Дрюар

Давид лежит рядом с ней и даже не шевелится. Должно быть, он очень устал. Но она тоже голодна и хочет пить. Может, поэтому ее молоко не выходит наружу.

– Давид, – шепчет она. – Давид, ты спишь?

– А что?

– Ты не мог бы принести мне немного воды?

– Как Самюэль? – бормочет он.

– Он хочет есть, но мне кажется, что у меня недостаточно молока.

– Не беспокойся. Оно появится.

Она чувствует, как Давид привстает.

– Я принесу воды.

– Спасибо. Я ужасно хочу пить.

Он берет фонарик и выходит из комнаты.

Саре хочется плакать, потому что ребенок извивается и хнычет, то цепляясь за грудь, то отпуская ее. Что, если она не сможет его как следует кормить?

Давид возвращается несколько минут спустя и протягивает ей большой стакан воды, освещенный светом фонарика.

– Сейчас три часа утра. Наш малыш спал целых пять часов. Это очень неплохо для новорожденного. Другая хорошая новость – они не разбили все стаканы. Пей из этого, а я пойду наведу там порядок.

Она с благодарностью пьет воду. Ей так сильно хотелось пить. Наверное, в этом была проблема. Теперь уж наверняка у нее появится молоко.

Пока Давида нет, она изо всех сил пытается расслабиться, говорит себе, что здесь они будут в безопасности, что все это сумасшествие скоро закончится, что однажды жизнь снова станет нормальной. Им просто нужно продержаться еще немного.

Давид возвращается, и она слышит радость в его голосе.

– Угадай, что я нашел?

– Что?

– Они спрятали еду в бачке унитаза.

– А ее можно есть?

– Да. Это консервы. Джем из черной смородины, тунец, оливки, маринованный перец.

Он замолкает и как фокусник достает поднос, полный еды.

Вместе они делят эту странную трапезу.

– Мне нравится тунец с джемом из черной смородины.

Сара сжимает его руку.

– Спасибо. Ума не приложу, почему мы раньше так не ели.

Пока она с аппетитом ест и держит ребенка у груди, она больше не беспокоится о том, сможет ли она его кормить. Через какое-то время Сара понимает, что малыш перестал хныкать и, кажется, начал глотать молоко. Он пьет. Она прислоняется спиной к стене и наслаждается новым ощущением, чувствуя, как молоко выходит из ее груди. Все будет хорошо.

Позже она засыпает, полностью удовлетворенная и в кое-то веки не на голодный желудок.

Должно быть, она крепко спит, потому что ей снится, как кто-то стучит в окно и просит, чтобы его впустили. Она только собирается открыть окно, но просыпается.

Действительно раздается стук. Но он исходит не от окна. Ее пульс учащается. Кто-то стучит в стенку шкафа.

– Давид! – испуганно шепчет она, пытаясь его разбудить.

– В чем дело?

– Тихо. Слушай. Там кто-то есть.

Он замолкает. Сара почти видит, как он напрягает слух.

Она сильно сжимает его руку. Вот опять. Легкий стук. Три коротких удара, затем один длинный.

– Это Жак.

Давид идет открывать дверь, пока Сара облегченно выдыхает.

– Все в порядке, – шепчет Жак. – Все чисто. Вы можете выходить.

Жак принес им припасы. В основном это еда, пара детских вещей и несколько подгузников.

– Моя жена хотела, чтобы я принес еще больше, но я не мог нести в руках больше вещей, на случай если меня остановят.

Он делает паузу.

– Завтра вам снова придется уйти.

– Почему? – Давид хмурится. – Саре бы не помешало отдохнуть пару дней.

– Я знаю, но это слишком рискованно. Боюсь, что среди нас есть предатель. Боши слишком быстро находят наши убежища, слишком легко. Не могу избавиться от мысли, что кто-то дает им наводки. Только я и еще два доверенных человека знают, что вы здесь, так что все должно быть в порядке. Но безопаснее перемещаться.

Он улыбается.

– На этот раз я нашел для вас дом за городом. Он находится в Сен-Жермен-ан-Ле. Не слишком далеко, но вам придется ехать на машине. Я все организую. Вам просто надо быть готовыми завтра в полдень.

Давид кладет руку на плечо Жака.

– Спасибо, Жак. Мы никогда не забудем, что ты для нас сделал.

Жак не произносит ни слова, только кладет свою руку на руку Давида.

Париж, 4 мая 1944 года

Сара просыпается. В шкафу темно, но она знает, что сейчас раннее утро. Ее первая мысль – о ребенке. Ей как будто подарили подарок – самый лучший, самый невероятный подарок в жизни, и как только она просыпается, она хочет его увидеть, потрогать, проверить, что он существует – что он ей не просто приснился.

Она не видит его в темноте шкафа, но чувствует, что он лежит рядом с ней, слышит его легкое, размеренное дыхание. Она инстинктивно чувствует, что он крепко спит. Вдруг скрип заставляет ее подпрыгнуть. Похоже, кто-то стоит на лестнице.

– Давид, – шепчет она. – Ты что-нибудь слышал?

– Нет.

Он переворачивается во сне и протягивает ей руку. Сара берет ее, переплетает свои пальцы с его пальцами и говорит себе, что, должно быть, ей почудилось, что ей следует еще поспать, пока спит малыш. Она должна сохранить силы для того, что ждет их впереди. Возможно, им придется переезжать каждый день. Но она не может успокоиться, зная, что они где-то там ищут их.

Глухой удар сотрясает стену. Она отпускает руку Давида и садится на постели, пот ручьем стекает по ее лбу. Она берет ребенка на руки и крепко прижимает к груди.

Давид тоже садится. Она его не видит, но чувствует, как напряжено его тело, как будто рядом с ней сидит статуя, они оба мечтают превратиться в камень.

Слышно, как открываются и захлопываются двери, как тяжелые ботинки поднимаются по лестнице, слышно, как кто-то выкрикивает приказы на немецком: «Schnell!», «Bewege dich schneller!».

Она хочет прошептать что-то Давиду, что-то про потайную дверь, про ключ, которой он ее открыл. Запер ли он ее изнутри? Заперты ли они? Найдут ли их? Но она едва осмеливается дышать, не говоря уже о шепоте. Как жаль, что она его не видит. Если бы она его видела, то чувствовала бы себя спокойнее.

Громко хлопает дверь – намного громче, чем предыдущие. Кажется, что это входная дверь квартиры. Она слышит, как Давид резко втягивает воздух. Сара молится про себя: Господи, прошу тебя, защити нашего сына. Я никогда больше ни о чем не попрошу.

Раздаются громкие голоса, выкрикивающие немецкие слова, прямо за дверью шкафа. Давид находит ее в темноте и обнимает. Он прижимает ее к себе, а она прижимает к себе ребенка, пока они сидят там и дрожат от страха.