Здесь покоится Дэниел Тейт - Кристин Террилл

Только гораздо позже я сообразил, что на вопрос Миа никто так и не ответил.

* * *

Ночью, когда все легли спать, я снова спустился в подвал, чтобы досмотреть домашние видео. Там еще осталась парочка не просмотренных, а перед беседой в ФБР нужно было узнать о Дэнни и его семье как можно больше. Я уже провел в свое время не одного сотрудника правопорядка, и до сих пор никогда при этом не нервничал, но сейчас ставки были слишком высоки. Если они меня не признают Дэниелом Тейтом, придется сменить этот особняк на тюремную камеру.

Я отыскал DVD с наклейкой «БАРБАДОС 2009/Как ВАМ ЭТО ПОНРАВИТСЯ 2010». В следующие годы количество домашних видео заметно сократилось. Дэнни пропал весной 2010, и я был уверен, что это последние записи с его участием.

Первая часть видео представляла очередной семейный отпуск среди экзотической природы. На сей раз это был Новый год на Карибах – вся семья на фоне белых песчаных пляжей и прозрачной бирюзовой воды. Я такое видел только на экранных заставках.

Но это была уже не та семья, которую я видел на лыжном курорте в швейцарских Альпах. Голос Роберта Тейта, комментирующего съемку за объективом камеры, звучал скованно, Джессика держалась заметно в стороне и частенько оказывалась в кадре с коктейлем в руке. Дэнни с Николасом без конца ссорились, а у Лекс были темные круги под глазами, и еще в бикини было хорошо видно, какая она ужасно худая. Миа не было – ее, должно быть, оставили дома под присмотром какой-нибудь няни, и Патрика тоже не было – его отсутствие никто не комментировал. Кое-что тут было объяснимо. Первый муж Джессики, отец Лекс и Патрика, Бен Макконнелл, недавно покончил с собой – это объясняло, почему у Лекс такой вид. Роберт Тейт, должно быть, уже увяз в финансовых махинациях, на которых его через несколько лет прищучит Комиссия по ценным бумагам. Миа родилась с врожденной патологией правой ноги, и это тоже наверняка стало тяжелым стрессом для ее родителей. В семье Тейтов наступили не лучшие времена, и скоро все должно было стать еще хуже.

Я сам удивлялся, до чего мне их было жалко.

Вторая запись на DVD начиналась здесь, в доме. Роберт заставил Николаса – в костюме, с зачесанными назад волосами – рассказывать на камеру, что они идут смотреть школьный спектакль, где играет Лекс. Камера перешла на Дэнни – он сидел на полу и играл в кубики с Миа. Это было первое видео маленькой Миа, которое я увидел, и я почувствовал, что улыбаюсь. У нее были легкие, как дым, темные кудряшки, невероятно пухлые щечки, и она заливалась пронзительным смехом всякий раз, когда Дэнни обрушивал ее башню из кубиков.

Я почувствовал, как под ложечкой противно засосало от зависти.

Я хотел быть на его месте.

Не знаю, способен ли я на любовь, но если да, то мое чувство к Миа было больше всего похоже на любовь. Мне нравилось быть таким, каким я становился, когда она смотрела на меня. Я хотел, чтобы она была моей сестрой. Хотел быть ее братом, и не только ради семьи, которая живет в роскошном особняке и ездит в отпуск на Барбадос. Не потому, что Дэнни никогда не приходилось ложиться спать голодным, получать оплеухи и выслушивать, что он ни на что не годен, а потому что…

– Дэнни?

Я резко поднял голову: Патрик – в одних пижамных штанах, взлохмаченный – вошел в игровую.

– Привет, – сказал я, взял пульт и поставил видео на паузу. Как я теперь буду объясняться? Это ведь должно выглядеть чертовски подозрительно, да еще в такое время.

– Не спится? – спросил он, садясь рядом.

Я покачал головой.

– Я тебя разбудил?

– Нет, я просто хотел чего-нибудь перекусить и услышал телевизор. – Он взглянул на экран. – Что за видео?

Он, кажется, не находил ничего странного в том, что я среди ночи смотрю старые семейные записи – может, просто слишком сонный был и не вдумывался, – и сердце у меня начало понемногу возвращаться в нормальный ритм.

– Э-э-э… спектакль Лекс, – сказал я.

– А, точно. – Он улыбнулся, взял у меня пульт и запустил видео снова. На экране парковка школы Калабасаса сменилась полутемным зрительным залом, где можно было разглядеть только красный занавес, подсвеченный огнями рампы. Патрик перемотал вперед. – В первом акте ее нет. Ты про это что-нибудь помнишь?

– Скорее нет, – сказал я.

Он нажал на пуск, когда сменились декорации. Лекс стояла на сцене в белом платье, волосы локонами обрамляли лицо, смягчая острый подбородок и скулы. Она была по-прежнему болезненно худая, такая хрупкая на вид, что непонятно было, как на ногах держится, но она улыбалась, и улыбка казалась искренней. И голос у нее был чистый и звонкий, когда она говорила свой текст, бегала по сцене, смеялась и флиртовала – уверенная, дерзкая, совсем непохожая на ту Лекс, которую я знал.

– Хорошо играет, – сказал я.

Патрик промычал что-то неопределенное.

– А она когда-нибудь пыталась заниматься этим всерьез? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Давно еще. Снялась пару раз в рекламе.

А потом, значит, бросила. Может быть, из-за Дэнни. Потерять одного за другим отца и брата – это было, должно быть, очень тяжело для такой чувствительной девушки. Боже мой, до чего же я завидовал Дэнни – его ведь так любили, так скучали по нему. Воздух из кондиционера, холодивший кожу, вдруг сделался колючим ветром метели, той, что мела много лет назад, и я поежился. По тому, кем я был тогда, скучать некому.

– Эй, – тихо сказал Патрик. – Все хорошо?

У меня комок застрял в горле. Я не хотел, чтобы у меня все это забрали. Не только потому, что тогда я окажусь снова на улице, или в приюте, или в тюрьме. Не только потому, что эта жизнь была такой легкой, и не потому, что в ней мне больше никогда не пришлось бы быть самим собой. А потому что, каким бы невероятным это ни казалось, мне стало уже совсем не плевать на этих людей, и я чувствовал, что им на меня тоже не плевать. Мне не хотелось это терять.

Я больно закусил губу.

– Дэнни?

Патрик положил мне на плечо теплую ладонь, и я больше не мог сдерживаться.

– Мне страшно, – тихо сказал я.

Он обнял меня, крепко прижал к себе, и меня немного отпустило.

– Я знаю, – сказал он. Стал гладить меня по спине – вверх-вниз. Мой брат. – Я знаю.

* * *

Назавтра мы с Патриком почти весь день просидели в столовой, репетируя мой рассказ для ФБР. Патрик сказал, что не хочет никаких неожиданностей. Что мне будет легче, если я буду знать, чего ждать, и чем точнее будет мой рассказ, тем вероятнее, что ФБР сумеет поймать тех, кто это сделал.

– Я шел и катил рядом велосипед: цепь соскочила, а я не умел ставить ее на место, – говорил я. – Я повел его домой, к моему брату Патрику – он-то точно умеет. Белый фургон…

– Тут я тебя прерву, Дэнни, – сказал Патрик. – Это звучит очень похоже на то, как ты в первый раз рассказывал нам с Лекс, что случилось. Я не сомневаюсь, что ты миллион раз прокручивал эти события у себя в голове, и в этом все дело, но в ФБР тебя попросят рассказать эту историю не один раз. Если твой рассказ покажется им заученным и отрепетированным, боюсь, как бы они не сделали неверных выводов.