Книга покойника - Янина Забелина

– Только это и остается.

– Когда-нибудь им придется остановиться, чтобы заправиться. Буше позвонит мне в отель. У меня оставалось еще пять минут, чтобы послать записку госпоже Маар – сообщить, что нас отозвали. Начиная со этого момента, дело приняло крутой оборот… Граф, уже пятница, а в понедельник с утра нам надо появиться на работе.

– Я выезжаю.

– Когда?

– Сегодня вечером, если мне удастся попасть на поезд, уходящий в 00:01. Завтра утром в 8:52 я надеюсь встретиться с вами в Туне.

– Буду рад видеть вас. Если случится так, что Буше пришлет мне срочный вызов после полуночи, я оставлю записку, – облегченно закончил Шваб.

Пробормотав, что этого, скорее всего, не случится, Граф повернулся к Игу.

– Я сейчас еду на Центральный вокзал, чтобы забронировать себе место. Меня не будет в городе несколько дней. Скажите Тринклу: что бы ни случилось, вы не должны терять Троллингера из виду. Я оставил Гарнету достаточно денег, и вам стоило бы иметь при себе приличную сумму на случай, если доктор Троллингер вдруг покинет Берн. Правда, не думаю, что это случится.

– Он уже много раз мог бы уехать.

– Не думаю, что он все-таки сорвется с места.

– За пациенткой приглядвать? Даже если он решит, что дело не в автобусе?

– Да, даже в этом случае.

Обеспокоенный Иг торопливо удалился. Граф спустился в свой кабинет, написал письмо, запечатал и наклеил на него марку. Затем достал из письменного стола какие-то бумаги, надел шляпу и вышел. На углу он опустил письмо в почтовый ящик и отправился на трамвае на вокзал. Оформив заказ билета, он поспешил в деловую часть города, чтобы провести ранее назначенные встречи в своей конторе в квартале Матти.

И снова Граф отправился в центр города – в свою контору в квартале Матти; ночной дежурный поднял его на лифте на пятый этаж, а в половине одиннадцатого снова опустил на первый этаж, закрыв за ним двери притихшего на ночь здания. Обычно по вечерам Граф вызывал машину, но на этот раз выбрал поездку на трамвае. Правда, на остановке не было ни души, ждать своего номера пришлось долго, а в вагоне кроме кондуктора не оказалось ни души. «Нервы шалят», – подумал Граф, вглядываясь в темные улицы за окном.

На углу возле его собственного дома кто-то попросил у Графа прикурить. Это оказался Тринкл – он конспиративно крутил в пальцах сигарету, выглядывая из-под низко надвинутой на глаза шляпы.

– Только не говорите мне, что наш друг опять здесь, – внутренне сжавшись, проговорил Граф.

– Если вы взглянете вдоль квартала, то увидите некую тень, которая не является каменным столбом.

Граф взглянул в указанном направлении. Затем сказал:

– Я скоро выйду с чемоданом. Будьте поблизости. Оставайтесь здесь, на свету. Этого будет достаточно.

Когда Граф приблизился к ступенькам своего дома, сутулая тень затерялась среди других теней. Граф вошел в дом, забрал у Антуана чемодан и светлый плащ, поговорил с котом Мартином и снова оказался на улице. На углу – не обращая внимания на Тринкла – он остановил такси. И пока машина везла его на вокзал, он думал о людях, разбросанных по стране: о госпоже Дювалье в маленьком домике, о Троллингере, Швабе и Буше. И о себе, без особой охоты отправившемся путешествовать. И все потому, что в каком-то морге, никому не нужная, лежала Лидия Шафер.

Отвращение, которое Граф питал к верхним полкам, лишь немного превышало аналогичное чувство к нижним. Он никогда не мог спать на них по-настоящему. Этой ночью он пребывал в своем обычном полусне, когда сильный толчок и последующий рывок разбудили его окончательно – поезд прибыл в городок Хаймберг.

Граф подождал, пока не закончились сопровождаемые толчками маневры и в спящем вагоне не воцарилась необычная мертвая тишина. Вагон откатили на запасной путь до семи часов утра, затем его должны были прицепить к другому поезду, который дотянет его до Шпица. Граф повернулся к стенке и уснул. Его разбудили жесткие и настойчивые толчки в плечо: опытная рука проводника, просунутая за занавеску спального места, безжалостными ударами костяшек пальцев возвращала заспавшегося пассажира к реальности. Граф выглянул наружу.

– Это вы – господин Граф?

– Да.

– Очень рад, что не ошибся, а то многие не любят, когда их будят. Вам срочная телеграмма, – лицо проводника выражало уважение и некое благоговение. – Срочная. Дело государственной важности.

Граф взял желтый конверт, взглянул на проводника и вскрыл его. Он прочел:

Граф взглянул на часы. Было без двадцати семь. Он мотнул головой:

– Успею.

– Подождите, господин хороший, я ступеньки спущу.

На утренний туалет времени не оставалось. Вокзал и сам Хаймберг воспринимались как-то неотчетливо, даже после чашечки кофе, выпитой в уже открывшемся ресторане. Медленно и вяло перемещаясь по окрестностям вокзала, Граф натолкнулся на работающую с раннего утра парикмахерскую, где его постригли, вымыли голову, побрили и сделали массаж лица. После этого он, наконец, стряхнул с себя следы короткой беспокойной ночи и вернулся на вокзал, когда часы показывали половину девятого. Шваб не приехал, и Граф просидел на станционной платформе, обдуваемый утренним ветерком, еще час.

Появился Шваб, как всегда деловитый и щеголеватый, но вроде бы несколько погрустневший. Он открыл дверцу машины.

– Извини за опоздание.

– Я спрашивал, не поступали ли еще телеграммы. – Граф забрался в машину.

– Времени на телеграммы не было. – Шваб развернул машину и погнал ее в южном направлении так решительно, словно цель поездки не вызывала сомнений. Удивленный затянувшимся молчанием, Граф спросил:

– Ну, выкладывай, в чем проблема?

– Похоже, Шмид исчез.

Граф повернулся и некоторое время созерцал профиль Шваба.

– Я понимаю вас. А каково сейчас нам? – прервал молчание Шваб. – Столько трудов и…

– Неужели вы думаете, что я виню вас в чем-то?

– Нет, но на душе кошки скребут.

– Мы что – простите за вопрос – возвращаемся в Берн? – мягко поинтересовался Граф.

– Нет, едем за город, в маленький гольф-клуб – Шпицхорн называется. Это старый особняк, переделанный в клуб, очень шикарный. Пожалуй, пошикарнее, чем большие заведения в Давосе. Только сейчас не то время… Они всех клиентов растеряли. Буше там. Предполагаю, сидит на игровой площадке.

– Не может быть.