Петр III - Николай Павленко

Знамя Гвардейских пехотных полков, 1762 г.

Историческое описание одежды и вооружения Российских войск, с рисунками. Под ред. А. В. Висковатого. Часть третья. СПб.: Военная типография, 1842. Илл. 416.

О беспокойном поведении населения в столице извещал канцлера и Мерси. В депеше от 29 июня 1762 г. он писал: «Отъезд государя (в датский поход. — Н. П.), кажется мне сомнительным особенно потому, что внутри государства обнаруживаются такие грозные признаки, которые должны бы удержать государя и не дать ему уехать отсюда при подобных неблагоприятных обстоятельствах».

Все это нисколько не тревожило Петра III, в течение двух недель с упоением занимавшегося в Ораниенбауме с прибывшим из Голштинии полком и с нетерпением ожидавшего пышного торжества по случаю своего дня тезоименитства, которое должно было состояться 29 июня по старому стилю.

Самый обстоятельный словесный портрет императора обнаруживаем в депешах австрийского посланника Мерси Аржанто. Его отзывы о Петре III отличаются от отзывов прочих современников, по крайней мере, двумя особенностями: во-первых, Мерси сообщает о свойствах натуры императора, которые ускользнули от наблюдений других современников; во-вторых, он предпринял попытку охарактеризовать личность Петра Федоровича не сухим перечислением его достоинств и недостатков, как это сделали Миних и Дашкова, или по трафарету, которым руководствовались при составлении характеристик в советское время («морально устойчив», «политически грамотен» и т. д.), а пытался подтвердить свойства натуры Петра III его поступками. Лишь однажды в депеше от 18 января 1762 г. Мерси перечислил несколько негативных свойств натуры: «…судя по известному пылкому образу мыслей государя, по его своенравным и вообще необузданным поступкам, в связи с его полным незнанием государственных дел… император не преминет дать заметить, что он не допустит ни возражений, ни отсрочки, ни какого бы то ни было ограничения или изменения в своем предложении. Необдуманные речи самого государя подтверждают еще более все сказанное, ибо он так мало обдумывает свойственное ему легкомыслие, что всего свободнее говорит о своих намерениях на общественных пирушках с своими фаворитами, или во время своих неумеренных ужинов».

Характерно, канцлер Воронцов тоже признавал за императором «неопытность в делах».

Заслуживает внимания одна существенная деталь: как мало потребовалось времени, чтобы Петр Федорович раскрыл свою подлинную суть. Цитированную выше депешу, как и все остальные, Мерси отправил 18 января 1762 г., то есть спустя менее четырех недель после восшествия на престол. В депеше, отправленной 10 января, Мерси писал о том, что император проявил «совершенно неожиданное краткое, мягкое обращение… в начале его царствования», когда он принимал поздравления в связи с овладением императорским скипетром: «Действительно, его величество встречает всех и каждого, как нельзя более ласково, старается (начиная с камергеров) отнять у всех страх и озабоченность, и дает обо всех только благоприятные отзывы».

В последующих депешах Мерси невозможно обнаружить даже намека на положительную оценку личности Петра III.

Впрочем, уже 10 января 1762 г. Мерси не обольщался относительно будущего поведения императора: «Высказанные им в первые дни своего царствования, мягкость и сдержанность, по моему мнению, не означают еще ничего существенного и постоянного. Приняв в соображение его ум, так мало упражнявшийся в серьезных занятиях и размышлениях, и постоянно руководствовавшийся предубеждениями, равно и его природный характер — упрямый, необузданный и вспыльчивый, надо сознаться, что хорошего ожидать трудно».

18 января: «…как трудно понять, не будучи личным свидетелем, сколько заключается бестолкового, неприличного в его речах, телодвижениях и во всем поведении».

15 февраля: «Самообольщение их государя не заставило его думать, что он для устройства и ведения своих предприятий не нуждается ни в чьем совете, не в чьей посторонней помощи».

26 февраля: «Император по своей безрассудности будет воображать, что устроил выгодный промен, если за уступку этих завоеваний прусский король согласится доставить ему некоторые удобства при выполнении его предприятий в Шлезвиге».

О том, что личные свойства натуры Петра III оказали огромное влияние на его трагическую судьбу, писал такой авторитетный исследователь, как В. А. Бильбасов, первым среди историков проследивший его жизненный путь и сумевший раскрыть его характер. Он писал: «Тупой, упрямый, невоздержанный, он, став самодержцем, искренне был убежден, что весь мир существовал единственно для удовлетворения его желаний, капризов, прихотей; он потерял способность правильно мыслить, стал действовать как самодур и до последней минуты был ослеплен своей властью, ей только доверял. Друзья, вполне ему преданные, лично заинтересованные в его благоденствии — прусский король Фридрих II и его послы граф Шверин и барон Гольц — видели опасность, предостерегали Петра III, желали спасти своего союзника даже против его воли и в бессилии отступают перед невозможной задачей».

Если из этой характеристики исключить такие резкие выражения, как «тупой», «самодур», то следует согласиться с оценкой Бильбасовым личных свойств характера императора, в которой преобладали безграничная вера в свою непогрешимость и вседозволенность, якобы свойственные абсолютному монарху. Действительно, император Петр III ошибочно полагал, что его абсолютная власть безгранична, что ему все подвластно и что в его голове содержатся истины в последней инстанции.

Эти наблюдения Бильбасова опираются на поступки Петра III и на отзывы о нем современников, в подавляющем большинстве негативные.

Столь подробно излагать обстановку, сложившуюся в столице накануне переворота, понадобилось для того, чтобы показать наличие объективных условий, способствовавших легкости, с которой Екатерине Алексеевне удалось овладеть троном, восседать на котором она не имела никаких прав: царствующий монарх не располагал силами, на которые он мог опереться и с помощью которых мог сломить сопротивление дерзких заговорщиков, проводимая им внутренняя и особенно внешняя политика, а также его поведение выходили за рамки разумного и вызывали недовольство гвардии, генералитета, духовенства и части вельмож.

Изложение событий о ходе переворота представляет известную трудность, потому что они одновременно развивались в противостоявших друг другу лагерях, и поэтому изложение их в хронологической последовательности лишило бы представлений о последовательности действий в каждом лагере.

Начнем с изложения событий, происходивших в лагере императора. Здесь историки располагают бесценными записками Я. Штелина, регистрировавшими тревожную обстановку в лагере Петра III по часам 28 и 29 июня 1762 г.

С утра 28 июня Петр III с многочисленной свитой находилась в Ораниенбауме, где в течение двух недель проводил смотры и вахтпарады полку голштинцев, прибывшему из Киля. В час дня он в сопровождении многочисленной свиты отправился в Петергоф, где накануне праздника Петра и Павла, то есть 29 июня, Екатерина должна была устроить обед и ужин в Монплезире.