Варяг - Владимир Поселягин

Я заржал, нет натурально, это был не смех, а именно ржание, высшая точка моего веселья. Уж извините, не сдержался. Вытерев свободной рукой слёзы веселья, я мельком осмотрелся, продолжая контролировать всё вокруг, и взял слово:

– Вот что… посадник хренов. Плевать я хотел на тебя, вора покрывающего, и на твоих дружинников. Нет среди них воев, что со мной справятся, даже если все скопом навалятся, и не новгородский я, совесть за кровь русскую пролитую мучить не будет. Сейчас перебью твоих дружинников, тебе козлу брюхо вспорю и боярину-вору руки срублю, чтобы не брал чужое. У него даже смелости нет выйти, чтобы посмотреть на смерть свою, в последний раз на небо голубое взглянуть, прежде чем перед архангелом предстать. Не помню, кто там на вратах Ада стоит. Предстанет и после пинка в Ад отправится. Воры ведь в Аду обретаются?

Последнее я добавил с сомнением, так как и сам не знал, будучи очень далёк от религии. Во время моего спича хозяин был задумчив, он, шевеля губами, явно переваривал мою речь, мысленно переводя на местный язык. Общались-то мы понимая друг друга, но акцент и множество незнакомых словечек ясно показывали, что я действительно гость заморский. Причём в моих словах не было и доли шутки, то что я сказал, действительно собирался сделать, я очень не любил воров. Тем более тех, кто их покрывает, кто бы он ни был. Ничего, Русь большая, в другие княжества переберусь, на Новгороде свет клином не сошёлся, хотя некоторое время прожить я там планировал. Нужно обтереться среди местных, надеюсь, уже через неделю акцента не будет, и меня никто не отличит от русича. Ну да ладно, это дела будущие, а тут, похоже, разворачивается неприятность, причём не для меня, но местные об этом пока не подозревают.

– Взять, – резко и зло скомандовал посадник.

Этого можно было ожидать, что ещё ожидать с этих твёрдолобых, мол, если вор гостит у него, то он и не вор вовсе. Да как ты посмел уважаемого боярина назвать татем и тому подобное?! Да и наглость мою он явно сбить собирался. Жена его и прислуга сразу в дом юркнули, ну а когда прозвучал приказ, я мгновенно выхватил револьверы и открыл огонь. Неприятно стрелять по своим, но тут выбора не было, или меня – или я их, другого не дано, сами до такой ситуации довели.

Первый же выстрел – и посадник, схватившись за живот, стал оседать, пачкая шубу кровью, защиты под ней явно не было, а револьверы уже грохотали выстрелами, и дружинники, бежавшие ко мне с обнажёнными мечами, получая по пуле, падали, сбитые как кегли, некоторых даже назад отбрасывало. Досталось и обоим холопам вора, хотя они как раз в бой и не лезли. Когда заряды закончились, а их было двенадцать, каморы под курками пустые, я выхватил сабли и, отведя одной шашкой широкий замах одного из двух оставшихся на ногах дружинников, другой вскрыл ему сонную артерию, ничем не прикрытую. Потом крутнулся, пропуская удар второго воина, и вскрыл ему артерию на ноге, отскочив в сторону. Этого хватит.

Стряхнув кровь с сабель, я рванул к крыльцу, подхватив по пути оба револьвера с земли. На входе осмотрелся: от слуг двор уже опустел, одни трупы и раненые. Сжимая шашки под левой подмышкой, я поменял барабаны в револьверах и сунул их в кобуры, а опустошённые барабаны в котомку, висящую у меня на боку. Дальше я действовал осторожно и, надо сказать, профессионально, всё же обучен вести бой в замкнутом пространстве и что такое зачистка помещений знал прекрасно. Некоторые слуги пытались защищать дом. Одного зарубил на входе, с кинжалом на меня бросился, второго на лестнице, тот с булавой был, где только взял, да и как поднять смог, на вид больно тщедушный.

В трапезной, а видимо, хозяин с гостем принимали пищу, я и нашёл своего обидчика, всё совпадало. Тот был очень напряжён, нож в руке был боевой, но взгляд не испуганный, скорее злой. Медлить или вести разговоры я не стал, к чему, вот он вор, и срубил ему руку, а потом и голову, как и обещал. Вытер лезвия сабель о скатерть, сунул их в ножны и, быстро покинув дом и подворье, энергично зашагал обратно к берегу. Народу собиралось на выстрелы… Но меня пропустили беспрепятственно, а чуть позже я и группу дружинников встретил, которые торопились к дому посадника, но на меня они внимания не обратили, на одежде крови нет, выгляжу я безмятежным, на убивца не похож. А я убивец.

Наверное, кто-нибудь решит, что я немотивированно жесток, столько крови не из-за чего, но поясню, чтобы впоследствии вопросов не было. Первое: я болезненно реагирую, когда трогают или берут без спроса мои вещи, особенно когда их крадут. Сломанной рукой тут можно не отделаться, как со мной иногда бывало, мог и ножом поработать, если разозлюсь. Второе: для местных, как это ни странно, мой поступок хоть и ушёл за планку приличий, был как раз в их духе. Иначе сядут на шею и быстро холопом бесхребетным сделают, здесь это быстро. А тут нашёл обидчика и наказал. Понятно, что обида по местным меркам мелкая, если для кого она вообще была. Подумаешь, боярин воспользовался лодкой, чтобы на другой берег перебраться. Однако тот ведь мог и холопа оставить, и хозяину лодки плату выдать. Вот это по честному и в порядке вещей. Но тот этого не сделал, попользовался и бросил, скотина. Если бы лодку свою я обнаружил на том месте, где оставил, и позже узнал, что ею пользовались, я бы слова не сказал, а так взяли и не вернули. Что это? Кража. Именно кража, хотя лодку я и видел на другом берегу. Одним словом, боярину требовалось: где взял, туда и вернул. Не сделал – перешёл в разряд воров, за что и получил. Вообще-то доводить дело до крови я не думал, хотел найти вора и забрать у него всё, что есть, это будет плата за аренду лодки. Назовём её так. Причём забрать всё, включая даже исподнее, пусть нагим возвращается, если тот в гостях был, а тот был. Местные его не узнавали, видимо, на одном из ушкуев прибыл. Возможно, даже сегодня.

В том-то и дело, даже для меня неожиданно было, что подворье, куда зашёл ворюга в сопровождении холопов, окажется домом посадника, подстава какая-то, хотя и случайная, ну а тот сам довёл конфликт до крови, представил бы боярина, честно решил бы проблему в мою пользу, и бойни не было бы. Мне в принципе нравилось это время, люди жили здесь по-честному, как и я старался жить, мне это было по духу. Ударили тебя – хочешь, сам ударь, хочешь, убей при всём честном народе, никто слова тебе не скажет, особенно если недруг пустил тебе юшку. Кровь то бишь. То есть ты можешь адекватно ответить. Раньше, связанный разными законами, я ощущал себя как в клетке, были, конечно, прорывы, особенно когда свидетелей не было, но это не то, всё равно я старался жить по законам других, не своим. А тут всё, как мне нравится, то есть я пожить на Руси не отказался бы, законы писаны для нормальных и сильных личностей.

Не скажу, что мне не было жаль раненых, только двое дружинников, что добежали до меня, были мной хладнокровно убиты, я жизнь свою защищал, а вот в остальных стрелял прицельно. В плечи и ноги. Этого хватило вывести их из строя, а большего мне и не надо. Выстрелы насмерть были по посаднику, подлость в укрытии вора я ему не простил, ну и в холопов боярина-вора. Да, я мог вообще никого не убивать, только ранить, но зачем? Они нападают и получают адекватный ответ. Дружинники – люди подневольные, поэтому и стрелял, чтобы ранить, а вот остальных за злой умысел побил. За дело. Так что совесть моя была чиста, я даже насвистывал довольно – вор наказан, чего ещё желать. Правда, я хотел, как уже говорил, стребовать было плату за аренду лодки, но срубленная голова меня тоже удовлетворила. Я вот планировал запросить за аренду гривну серебром, а это очень много, морской ушкуй столько стоит, небольшой, тот возмутится, я доведу ситуацию до столкновения и срублю ему руку. Вот такой был план, ворам руки на Востоке рубят, мне этот способ очень импонировал, а ситуация дошла до казни.