Скрытые пружины - Уолтер Кенни

Экономка с видимым усилием выговорила имя моей тётки, и мне стало интересно, что она думает по поводу случившегося много лет назад события. Согласно устоявшемуся порядку слуги держат своё мнение при себе, всегда оставаясь якобы бесстрастными, но что-то же они должны думать о происходящем в жизни хозяев? Матушка говорила мне, что умная хозяйка всегда громко кашляет, если по какой-то надобности спускается в нижнюю часть дома.

Виктор, проводив нас до холла, незаметно исчез, и я была рада этому, потому что его внимательный и, как мне показалось, насмешливый взгляд, заставлял меня нервничать. Что ни говори, но Хиддэн-мэнор и его обитатели были частью и моего детства, частью его счастливых дней, когда моя матушка была жива, а мы с Маргарет веселы и беспечны.

Приняв наши тёплые накидки, Абигайль отворила двери в гостиную и Маргарет замерла на пороге, а потом решительно двинулась вперёд. Я не стала спешить, предоставив ей возможность встретиться с отцом после долгой разлуки наедине. (Признаюсь, все эти годы мне было не совсем понятно, почему мистер Вордсворт не приезжает к нам, чтобы навестить дочь, и не пишет ей, будто вычеркнув её из своей жизни).

Помедлив, я вошла в гостиную и поразилась тому, как изменилась эта комната за прошедшие годы. Пышные драпировки висели на стенах жалкими линялыми тряпками, лепнина на потолке стала серой от пыли, а обивка кресел выцвела и кое-где треснула по шву. Внешний вид мистера Вордсворта был не лучше.

Я запомнила его немолодым крупным мужчиной с пронзительным взглядом и седеющими висками, а теперь передо мной сидел грузный длинноволосый старик с головой, будто засыпанной снегом. Бросив взгляд на Маргарет, я поняла, что её тоже поразила перемена, произошедшая с отцом.

Он с трудом, опираясь на массивную трость, встал, и они с кузиной неловко обнялись, скомканно пробормотав друг другу слова приветствия. Тяжело опустившись в кресло, мистер Вордсворт посмотрел на меня и приветливо закивал:

– О, это же маленькая кузина Элизабет! Очень рад, да, очень рад такому событию! Надеюсь… кха-кха… путешествие прошло…

Внезапный приступ кашля помешал ему продолжить свою мысль. Тут Абигайль внесла в комнату тяжёлый чайный поднос, а вслед за ней в гостиную вошёл мистер Крингель. Он был одет в нарядный сюртук, который вряд ли был уместен для вечернего чаепития в узком семейном кругу.

Однако появление гостя отца Маргарет было весьма кстати. Я видела, что после долгой разлуки и кузина, и мистер Вордсворт испытывали растерянность и смущение, мешающие им проявить свои истинные чувства. Пока к нам не присоединился сторонний человек, беседа явно не клеилась, а неловкие паузы всё больше затягивались, грозя превратиться в стеснённое молчание.

Мистер Крингель же сразу, как только вошёл, перехватил инициативу, принявшись оживлённо расспрашивать нас с кузиной о лондонских событиях и предпринятом нами путешествии, тактично обходя в разговоре неуместные вопросы. Я заметила, что отец Маргарет иногда бросал на своего гостя удивлённые взгляды.

Атмосфера в гостиной стала заметно теплее, и вскоре кузина оказалась втянута мистером Крингелем в непринуждённый разговор о прелестях жизни в сельской местности. Ровное тепло от горящего в камине огня и крепкий чай взбодрили мой дух, и поездка, до сей поры внушавшая смутную тревогу и опасения, перестала казаться мне роковой ошибкой.

После чаепития Абигайль проводила нас до дверей комнат, где уже была приготовлена вода в кувшинах, чтобы мы смогли умыться с дороги. В Уотер-хаус мы с Маргарет делили одну спальню на двоих, болтая перед сном о всякой всячине и расчёсывая друг другу волосы, поэтому устройство в раздельных спальнях немного огорчило меня. Я уговорила утомлённую дорогой кузину дать себе отдых, расшнуровала её платье и проследила за тем, чтобы она прилегла на постель и немного вздремнула.

Окна моей комнаты выходили на Уистменский лес, и этот мрачный вид, от которого будто исходила неясная угроза, привёл меня в уныние. Я совсем отвыкла от туманных пустошей Дартмура и от тишины, заполняющей большой дом в вечернее время. Но в камине весело потрескивал огонь, разгоняя мрак сгустившихся сумерек, и я решила не поддаваться хандре и провести время, оставшееся до ужина, с пользой.

Обыкновение вести дневник укоренилось во мне с детства, ещё с той поры, когда я в первый раз посетила пансион миссис Брингеми. Уже многие годы я продолжаю следовать этой привычке.

После жизни в Уотер-хаус, большом и светлом доме в предместье Лондона, где я росла с самого рождения, пансион показался мне холодным и унылым заведением, а наставницы несправедливо строгими и придирчивыми. Помню, что первые ночи я проводила в слезах и жарких молитвах, спрятавшись под тонким одеялом и отчаянно стараясь согреться. Самолюбие не позволяло мне жаловаться на строгие порядки и бесчисленные наказания, полагавшиеся в пансионе миссис Брингеми за малейшую провинность. Тогда-то, от одиночества и страха, я и начала вести дневник, пытаясь усмирить свою тоску по дому и родным.

С тех пор я считаю, что такая метода необычайно благотворно воздействует на образ мыслей каждого человека, призывая к самодисциплине и духовному совершенствованию. К сожалению, Маргарет всегда со смехом отвергает мои попытки приобщить её к систематизации собственных мыслей и наблюдений. Пухлая тетрадь в кожаном футляре, подаренная мной на прошлое Рождество, до сих пор обретается в одном из ящиков её комода, оставаясь по-прежнему совершенно чистой.

Переодевшись к ужину, мы с кузиной спустились в столовую и застали там одного лишь мистера Крингеля. Он учтиво поприветствовал нас и поинтересовался у Маргарет, удалось ли ей отдохнуть с дороги. Меня же он ни о чём подобном спросить и не подумал.

Пока мы ожидали мистера Вордсворта, его гость развлекал нас милой беседой о всяких пустяках, при этом он почти не сводил глаз с Маргарет, будучи с нею необычайно учтивым и предупредительным. Должна признать, мне это чрезвычайно не понравилось. Внимательный, оценивающий взгляд его тёмных глаз, широкие кустистые брови и тонкие губы, которые он часто кривил в усмешке – всё это придавало его облику нечто хищное, неприятное. Но Маргарет, казалось, этого совсем не замечала.

Посвежевшая после кратковременного сна, чуть разрумянившаяся от каминного огня, к которому она села слишком близко, кузина сейчас выглядела на редкость мило и беззащитно. Её золотистые волосы, уложенные в высокую причёску, открывали нежную шею, на которую (я отчётливо это видела!) мистер Крингель бросал едва ли пристойные взгляды.

Маргарет же, ничего не замечая, продолжала с жаром рассказывать о недавно проведённой суфражистками акции возле здания парламента, чему мы обе были свидетельницами. Тема эта показалась мне не самой уместной для разговора с джентльменом, тем более перед ужином, а неестественное воодушевление, выказываемое кузиной в беседе с малознакомым человеком, и вовсе не допустимым. Я мысленно отметила, что Маргарет нуждается в дружеском предостережении, и пообещала себе, что непременно поговорю с ней перед сном.

– А вы, мисс Пристли, – неожиданно обратился ко мне мистер Крингель, – что вы думаете о требованиях этих женщин?