Скрытые пружины - Уолтер Кенни

На секунду-другую они оба замерли, а затем отец спросил глухим голосом, в котором явственно слышалось потрясение:

– Вы хотите уехать с ним? А как же я?!

– Я никогда вас не любила, вы же знаете , – слова эти прозвучали не злобным или мстительным выпадом в сторону отца, а только сухой заметкой, бесстрастной констатацией факта, будто бы известного всем участникам драмы. – Все эти годы – каждый день, каждую минуту, я любила только его. Вас я лишь терпела, выполняя условия сделки, навязанной мне много лет назад. Вы мне отвратительны, слышите?! Да меня трясёт от омерзения всякий раз, когда вы ко мне прикасаетесь!

Временное хладнокровие изменило моей матери, сейчас в её голосе слышалась визгливая истерика, как всегда перед началом нервного приступа. Сбросив с себя руки отца, она оттолкнула его, вложив в это движение столько злобной энергии, что и сама с трудом удержалась на ногах.

Какое-то время он стоял перед ней молча. Я видела, что его большие руки бессильно повисли вдоль тела, плечи опустились, а седая голова мелко затряслась. Повернувшись, он медленно пошёл прочь, шаркая ногами, как старик.

Только сейчас они заметили, что в комнате находится маленький зритель.

Отец, проходя мимо, равнодушно скользнул по мне взглядом, не выразив ни малейшего удивления моему присутствию. А вот мать распахнула глаза в непритворном изумлении и в ту же секунду стремительно подлетела ко мне. Пребольно хлестнув меня по левой щеке, так, что в голове зашумело, она закричала мне в лицо:

– Ах ты, дрянная девчонка! Что ты ходишь за мной по пятам? Ты прекратишь когда-нибудь шпионить за взрослыми?! А? Прекратишь, или нет?! Я с тобой говорю! Отвечай немедленно!

Мать трясла меня, схватив за плечи, что-то выкрикивая мне в лицо плачущим голосом и ярясь из-за того, что я молчу и не отвечаю ей. В какой-то момент у меня в груди будто лопнул какой-то пузырь, и тут же слёзы начали безостановочно литься из моих глаз. Я хотела, но никак не могла произнести ни слова, бессвязные звуки, вылетавшие из моего рта, казалось, не имели ко мне никакого отношения.

В какой-то момент рядом появились мисс Чемберс и тётушка Мод. Они оттащили в сторону мою словно обезумевшую мать, а меня сразу же уложили в постель и напоили горьким лекарством, которое имело очень знакомый запах.

На этом моменте почти все мои связные детские воспоминания о жизни в Хиддэн-мэнор обрываются. Последующие дни моя обессиленная память превратила в фантасмагорию невероятных картин, возникающих в моём воображении. Меня посещали невыразимо отвратительные видения, перемежающиеся с ещё более страшной действительностью.

В своём забытье я слышала обрывки бесед окружающих меня людей, и в них звучало и звучало только одно слово – сбежала!

Я лежала на постели, приподнятая на подушках, не обращая никакого внимания на тех, кто заходил в мою комнату. Чудовищная правда стеной стояла передо мной – моя мать покинула меня, и я больше никогда её не увижу.

И каждый раз, когда я закрывала глаза, перед моим внутренним взором возникала одна и та же картина – огромная человеко-птица с длинным изогнутым клювом сжимает в своих хищных лапах бездыханное тело моей матери, а затем легко отталкивается от земли и уносится прочь, превращаясь в зыбкую тень на горизонте.

– У вас всё в порядке, миссис Уайт? Может быть, принести вам воды с лимоном? Или бокал охлаждённого вина? Обеденное время для пассажиров первого класса наступит через сорок минут, – юное лицо стюардессы с профессионально выполненным макияжем выражает безликую предупредительность. Глаза подведены настолько аккуратно, что кажутся кукольными, безжизненными.

– Принесите мне хорошую порцию приличного виски. Только безо льда. И ничем не разбавлять, – говорю я без улыбки.

– Да, конечно, – стюардесса кивает и удаляется по проходу пружинящей походкой. Если она и удивлена подобной просьбой в половине двенадцатого дня, то никак этого не показывает. Путешествия первым классом имеют множество плюсов. За четырнадцать лет работы у мистера Крюгера я, как никто другой, заслужила подобное поощрение.

Я знаю, что за моей спиной коллеги дали мне прозвище «Питбуль». Это мне даже льстит. Никто лучше меня не умеет возвращать столетним развалинам былое величие. И никто лучше меня не умеет выкачивать из амбициозных толстосумов такие гигантские суммы, что их не всегда прилично озвучивать вслух. И хотя это и характеризует меня не лучшим образом, но я никогда не даю новичкам шанс вгрызться в сочный кусок этого пирога. Самые перспективные проекты я всегда забираю себе, такова наша договорённость с мистером Крюгером, и она устраивает нас обоих.

– Виски, миссис Уайт, – стюардесса бесшумно возникает рядом и ставит на маленький столик бокал, заполненный на треть. – Не волнуйтесь, наш борт сопровождает мистер Торнтон, на его счету семь тысяч благополучных взлётов и посадок. Вы можете быть абсолютно спокойны, – доверительно сообщает она мне, понизив голос.

Дурочка с подкрученными ресницами решила, что я боюсь летать и пытаюсь успокоить нервы с помощью алкоголя. Интересно было бы взглянуть ей в лицо, если бы я вдруг заявила, что хочу, страстно желаю того, чтобы этот дурацкий самолёт попал в турбулентность, свалился на землю и превратился в мелкое крошево кусков плоти и искорёженного железа. А ещё лучше, если бы он рухнул прямо на головы моему мужу и его невесте. Клак, и проблема решена. Участники драмы мертвы и никто больше не страдает.

Виски пью практически залпом. Тяжело находиться в бездействии в тот момент, когда внутри всё плавится от боли и обиды. Дамочка с клатчем из свежей коллекции, сидящая через проход, окинула меня цепким любопытным взглядом. Такие всегда знают, на какую сумму ты одета и в каком салоне стрижёшься. Демонстративно отворачиваюсь к иллюминатору, надвинув на глаза плотную текстильную маску. В моём состоянии будет совершенно невыносимо вести непринуждённую беседу и быть вежливой.

Ровный гул турбин, горячий комок алкоголя в желудке и спасительная темнота. Только сейчас, когда мышцы моего тела немного расслабились, я понимаю, в каком напряжении находилась с момента объявления на посадку. Но вскоре обманчивое спокойствие прекращается, и воспоминания с удвоенной силой в стотысячный раз начинают истязать меня, вызывая реальную боль в мышцах, в голове, во всём теле.

Мистер Джозеф и миссис Джозефина Уайт. Так всегда представляли нашу пару в гостях и на званых вечерах, где по рабочей необходимости должен был присутствовать мой муж. Мне никогда не надоедали незатейливые шуточки других гостей про двух неуловимых Джо, поймавших друг друга. Я всегда заливалась вежливым смехом, будто слышала эту шутку в первый раз и находила её безумно остроумной.

Сразу же после окончания бракоразводного процесса появится ещё одна миссис Уайт, а один из двух неуловимых Джо превратится в эпизод жизни, в прошлое, которое можно аккуратно упаковать в картонную коробку и поместить в пыльный чулан, как ненужную рухлядь. От этих мыслей мои кулаки сжимаются сами собой, а сердце будто обливается горячей кровью.