Два дня в Венеции - Агата Мур

«Позже» наступило после отъезда гостей, завершения ужина с Амелией, кормления ребенка. Перепеленав его и уложив спать, Грегорио и Паула наконец остались одни.

– Наше время, любимая, – сказал он, беря ее за руки, затем наклонился и поцеловал нежную ямку на изгибе шеи. Ему было приятно чувствовать губами, как от этого прикосновения под кожей чаще запульсировала тонкая голубая полоска вены.

– Какой длинный день.

Красивый день, наполненный радостью и гордостью, смехом и весельем. Но ни одно из этих чувств нельзя было сравнить с чувством огромной любви, которую она испытывала к этому мужчине.

Паула потянулась к его лицу и поцеловала в губы.

– Я так люблю тебя. – Голос стал слегка охрипшим от волнения.

Грегорио скользнул руками по ее спине, опуская их на ягодицы, и притянул Паулу к себе. Он хотел, чтобы она почувствовала, как дорога ему, чтобы узнала, какие чувства переполняют его. Поцелуй, удивительно нежный и страстный стал ответом жене. Она прижалась к его телу, и желание, дикое и первозданное, охватило обоих. Поцелуя было недостаточно, и возлюбленные помогли избавиться друг другу от одежды, оставив ее там, где упала.

За этим последовал бурный восторг чувств, после которого они лежали, обнявшись, обессиленные внезапной страстью.

Из детской послышался плач. Они замерли. Плач повторился и через секунду превратился в вопль.

– Я пойду. – Грегорио освободился из ее объятий, поднялся, надел халат и скрылся в детской.

Он долго не возвращался. Паулу разбирало любопытство. Ей захотелось узнать, что он там делает. Она взяла свой пеньюар и тоже пошла в детскую.

Грегорио сидел в кресле-качалке. На его руках сладко спал их сын.

– Сильный ветер. Окно пришлось закрыть. Я переодел его.

– И не смог положить обратно. Грегорио улыбнулся.

– Ты слишком хорошо меня изучила.

– Интересно, что сказали бы твои коллеги по бизнесу, которые знают тебя как непреклонного, беспощадного партнера, если бы увидели сейчас? – поддразнила его Паула.

Тот улыбнулся.

– Они бы очень мне позавидовали. Ведь я самый счастливый человек на свете.

И Паула, и Грегорио знали, что это правда.

Он осторожно поднялся и положил сына в кроватку. Потом накрыл его с нежной заботой. Малыш даже не проснулся. Они погасили светильник и тихо вышли из детской.

Вернувшись в спальню, Грегорио сел на кровать и притянул Паулу к себе. Она прижалась щекой к его макушке и обняла руками за плечи.

– Так ты «за» или «против» второго ребенка?

– Я волнуюсь за тебя, любимая, – сказал он и почувствовал, как ее руки сильнее сжали его.

– Этот просторный красивый дом, с чудесным садом все же немного пустоват. Неужели тебе не видятся здесь три или четыре черноволосых человечка, которым мы можем обеспечить счастливую жизнь в достатке и любви? – удивленно спросила она.

Он это не отрицал. Его жизнь была неполной, пока эта удивительная женщина не появилась в ней, пока не возникла их любовь.

– Один год, любимая, – мягко сказал Манфреди. – Один год мы будем раститься нашего сына, прежде чем у нас в семье будет пополнение.

– Мне нравится, когда мы оба приходим к соглашению.

Грегорио поднял голову и посмотрел на нее.

– И все?

Паула отстранилась от него, упираясь ладонями в грудь.

– О, я могу вспомнить еще пару вещей, в которых ты достаточно хорош.

– Только лишь «достаточно хорош»? Да? Значит, мне придется еще поработать над техникой.

Она снова прижалась к нему и кончиком языка провела по его нижней губе – Может, начнешь прямо сейчас?

– Считай, что уже сделано, мое сокровище. – Грегорио обхватил ладонями ее лицо. – Все дни своей жизни я дарю тебе.

– Только дни?

– Острый язычок, определенно острый.

– Но ты меня любишь?

Его черты изменились, и вместо лукавства она увидела перед собой искренность и нежность.

– Всем своим сердцем.

– Спасибо, – прошептала она, обняла его и подарила поцелуй, который проникал в самую глубину души.

Часть его всегда будет жесткой и неуступчивой, но не с ней. В своих руках она держала само его сердце и обращалась с этим подарком с величайшей осторожностью.

Прошли годы.

На лестнице террасы, ведущей в сад, сидела большая белая собака. Она зевала и жмурилась на солнце. Потом, услышав что-то, вскочила и, радостно завиляв хвостом, быстро побежала в дом. Через некоторое время оттуда вышел Грегорио, неся на руках двух смеющихся детей. Они толкали друг друга, стараясь одновременно не упасть. Вокруг с лаем прыгала собака, пробуя лизнуть хоть одну из детских ножек. Поднялся невообразимый шум.

– Ну все, хватит. Вы меня совсем оглушили. Собирайтесь, зовите маму. Едем в кафе. Эрнесто залез на стул и закричал:

– Мама! Мама! Иди скорей! Папа повезет нас завтракать в детское кафе.

На террасу вышла Арона, няня маленькой Франчески, и позвала девочку, которая все это время дергала за хвост бедного терпеливого Барда. Лабрадор повизгивал и старался спрятаться под стол. Арона, заметив такое безобразие, взяла девочку на руки и, что-то объясняя строгим голосом, унесла в дом.

Сегодня было воскресенье. Манфреди мог весь день провести со своей семьей. Ему не часто удавалось это делать.

– Дорогой, забери, пожалуйста. Барда, а то он совсем расшалился. – Паула подошла к мужу, ведя за руку маленькую, пухленькую Франческу с большим ярким бантом на кудрявых черных локонах. Собака крутилась вокруг них волчком.

– Иди сюда, моя маленькая принцесса. А Барда мы посадим в вольер.

– Нет, папа, не надо. – Франческа смешно надула губки. – Он будет там плакать.

Паула смотрела на мужа со смехом в глазах. Грегорио не мог устоять ни перед одной просьбой этой малышки, которую он просто боготворил.

Паула думала, что рождение второго ребенка немного отвлечет Грегорио от сына, которого он тоже очень любил. Но вышло наоборот. Теперь с сыном у него складывались чисто мужские отношения. Они вместе занимались спортом, ездили на конюшню. Грегорио учил Эрнесто всему, что знал и умел, общаясь с ним на равных. А дочь… С ней он превращался в безропотного покорного раба, потворствуя всем ее капризам и прихотям. По ночам у них с Паулой часто возникали споры из-за этого, но жена ничего не могла изменить. Ее Грегорио был неисправим. И разве можно было за это на него сердиться?

Как и многие годы назад, Паула любила его беззаветно, и он продолжал платить ей тем же.