Невероятный иммунитет. Как работает естественная защита вашего организма - Дэниэл М. Дэвис

«Сентокор» поддержала Фельдманна и Мэини и их небольшую экспериментальную работу в лондонской больнице Чэринг-Кросс — сперва всего десять пациентов, затем еще десять, все эксперименты — без контрольной проверки с плацебо. Проверку с плацебо не производили, потому что исследование считали чисто научным экспериментом, хотели посмотреть, помогает ли пациентам блокировка ФНО хоть как-то, и — хотя задним числом это кажется странным — компания не думала всерьез, что сами антитела против ФНО можно применять как лекарство[367]. Мэини привлек пациентов, которым не помогали никакие другие доступные в то время лекарства. Все, к кому он обращался, были рады участвовать, невзирая на объясненные риски в эксперименте, который мог оказаться опасным[368].

Исследования «Сентокора» 1991 года на пациентах с сепсисом показали, что антитела против ФНО, по крайней мере в общих чертах, безопасны, но Фельдманн с Мэини, тем не менее, соблюдали осторожность, и любое вливание проводили медленно. У постели первого пациента, принятого на лечение 28 апреля 1992 года, медсестра просидела всю ночь. Но волноваться не следовало. При введении антитела многие пациенты сообщили, что им полегчало тут же. «Восхитительное было время, — вспоминает Фельмданн, — все пациенты, которых мы лечили, резко пошли на поправку»[369]. Графики, столбчатые диаграммы и статистический анализ запечатлевали результаты — уменьшение отеков и чувствительности суставов пациентов формально оказались значительными через две недели[370], — но видеозаписи с участием пациентки номер восемь говорят сами за себя.

До лечения пациентка номер восемь очень медленно поднимается, а затем спускается по нескольким ступенькам, по одной за раз, держится за поручни и ей явно больно. Через четыре недели лечения она сбегает по той же лестнице, как любой здоровый человек. Внизу вскидывает руки и восклицает: «Та-дам!» Счастье у нее на лице — напоминание о том, ради чего все это затевалось.

Вильчек вспоминает, как посмотрел эту запись в конторе «Сентокора» вскоре после того, как ее сделали[371]. И хотя в этом маленьком исследовании не было контрольной группы пациентов, Вильчек со всей ясностью понял, что такая разительная перемена в самочувствии пациента — точно не эффект плацебо, то есть не следствие умственного ожидания положительного исхода. Но оставалось еще ответить на очень большой вопрос: как долго продержится это улучшение? Все втянутые в эксперимент — пациенты, врачи и ученые — понимали важность последующих нескольких месяцев. Все пациенты вернулись к нормальной жизни, здоровье их улучшилось. Зубной врач — пациент номер три — уже через две недели после лечения смог играть в гольф, а чуть погодя вернулся к работе[372]. Но, к сожалению, хорошие новости оказались недолговечны. Болезнь вернулась ко всем.

Очевидно, антитело — не метод излечения, зато оно способно облегчать симптомы. Это означало, что следующий логический шаг — опробовать преимущества неоднократной блокировки цитокина. Фельдманн и Мэини получили этическое разрешение повторно лечить тех же пациентов, и, как и в прошлый раз, всем подопытным стало лучше. Тем не менее результаты получились единичные — и без контрольной группы: всего двадцать пациентов получили первую дозу, а после возобновления болезни повторно лечили восьмерых. Как научный эксперимент эта проба оказалась познавательной, однако дальнейшее медицинское развитие темы требовало настоящих клинических испытаний, со случайной выборкой и двойным слепым методом: ни медики, ни пациенты не должны знать, кто получает новое лекарство, а кто — нет.

Результаты первого формального испытания оказались недвусмысленными: антитела против ФНО улучшают самочувствие пациентов с ревматоидным артритом. Подробный анализ того, что происходит в крови пациентов, выявил, что антитело действует в точности так, как предсказывали Фельдманн и Мэини: пресечение деятельности одного этого цитокина уменьшает производство других цитокинов, вызывающих воспаление, и биопсии показали, что в больные суставы проникает меньше иммунных клеток. Фельдманн считает, что такой подробный анализ происходящего в организме у пациентов — биопсии и анализ 400 миллилитров крови каждого — состоялся, потому что эксперимент вели ученые, а не компания. Большинство клинических программ, как считает Фельдманн, не тратят на анализ процессов у пациентов ни время, ни деньги в таком объеме, а это большое упущение[373].

Это не значит, что в руках у ученых все спорилось. Было дело, холодильник разморозился, и важнейшие препараты испортились. «Физически больно думать о том, сколько мощных научных возможностей упущено», — вспоминает Фельдманн[374]. В следующих клинических испытаниях — так называемая фаза III, полномасштабное сравнение антител против ФНО с существующими препаратами, — «Сентокор» рвался как можно скорее утвердить антитело как лекарство, а потому было взято меньше проб, и, по словам Фельдманна, упор на подробный анализ делать не стали.

Исследования на фазе III выявили, что антитела против ФНО — действенное лечение и оно лучше других доступных в то время методов. Эксперименты на мышах показали, что преимущества этого метода усиливаются, если сочетать антитело с другими лекарствами, помогающими подавить иммунный отклик. Это прямиком привело к тому лечению, которое сейчас обычно прописывают пациентам: антитела против ФНО чаще всего назначают вместе с другим лекарством — метотрексатом, его действие на организм многообразно: оно, среди прочего, как выясняется, подавляет иммунный отклик Т-клеток. Это один из первых примеров использования набора лекарств для лечения болезни, и ныне это гораздо более распространенная практика, чем в то время. Полифармацевтика, как именует ее Фельдманн[375].

Стремление «Сентокора» лечить от сепсиса так и не увенчалось успехом: эта болезнь по-прежнему легендарно неподатлива в лечении, особенно потому, что шквал воспаления в теле нарастает так быстро, что совладать с ним необычайно трудно. Когда стало ясно, что попытки лечить от сепсиса бесплодны, цена акций «Сентокора» рухнула — с пятидесяти до шести долларов за акцию, всего за несколько месяцев 1992 года, а кадров от 1600 осталось всего 400 человек[376]. Лечение с помощью анти-ФНО спасло компанию. Химерное мышино-человеческое антитело против ФНО вышло на рынок под коммерческим названием «Ремикейд»[377]. Благодаря этому в 1999 году компанию купила «Джонсон-энд-Джонсон» — за 4,9 миллиардов долларов[378]. Вильчек вспоминает, что цена тогда показалась высоченной — поначалу продажи «Ремикейда» шли медленно, уж таким это лекарство виделось радикально новым, и врачи не бросились его применять, — однако позднее стало понятно, что эти 4,9 миллиарда — купля по дешевке[379].