Невероятный иммунитет. Как работает естественная защита вашего организма - Дэниэл М. Дэвис

За год до альпийской распри вокруг IL-1 — пока «Иммунекс» и группа Динарелло из МТИ наперегонки рвались выделить ген цитокина — Фельдманн был в отпуске в городке с руинами замка XV века, на испанской Коста-Браве. На него, расслабленного вдали от любой суматохи, снизошло озарение. Он беспокоится, что долгих отпусков в современных лабораториях нередко избегают. «Отпуск, — писал он, — позволяет не только порадоваться семье, друзьям и великолепию нашей планеты, но и дает время подумать творчески и стратегически»[318]. Его великая мысль, которую он позднее опубликовал в журнале «Лэнсет», касалась происхождения аутоиммунных заболеваний[319].

Он размышлял, способны ли иммунные клетки активировать друг друга посредством выделения цитокина так, чтобы эта активация делалась самовоспроизводящейся и тем самым создавала порочный круг, в котором иммунная система будет возбуждаться чрезмерно и вредить телу. Мощная свежая мысль. У Фельдманна почти не было доказательств своей правоты, однако он все равно эту мысль высказал — «со слегка избыточной самоуверенностью юных», по его же словам[320]. В наши дни почти невозможно опубликовать подобную идею без обильных подкрепляющих данных, особенно в таком престижном журнале, как «Лэнсет», однако тогда в биологической науке было другое время: ученых меньше, меньше и соперничества за место в журналах, и редакторы, вероятно, выказывали больше открытости статьям, посвященным просто соображениям, нежели теперь. Так или иначе, соображения иногда способны подтолкнуть нас вперед даже при полном отсутствии доказательств, и самое главное следствие идеи Фельдманна, по крайней мере с медицинской точки зрения, заключалось в том, что пресечение деятельности цитокина могло бы, наверное, не дать иммунным клеткам накручивать друг друга и тем самым предотвратить аутоиммунное заболевание.

Фельдманн решил сосредоточиться на одной конкретной аутоиммунной болезни — ревматоидном артрите, затяжном воспалении в суставах, из-за которого возникает боль, малоподвижность, а иногда и инвалидность. Эта болезнь поражает примерно каждого сотого человека в любой стране[321]. Не очень понятно, с чего именно начинается этот недуг, и у разных людей он возникает, видимо, по-своему, однако симптомы появляются из-за того, что иммунные клетки скапливаются в суставах и со временем приводят к разрушению хрящей и костей. В некоторой небольшой мере ревматоидный артрит наследуется, с этим заболеванием связывают сорок шесть генов[322]. Однако если у человека с ревматоидным артритом есть однояйцевый близнец (у которого в точности такой же набор генов), вероятность того, что и у близнеца разовьется эта болезнь, — всего лишь один к пяти. Так происходит потому, что на развитие недуга влияют многие негенетические факторы, и они пока неясны. Например, обильное употребление кофе (четыре или более чашек в день, по данным одного исследования) связывают с небольшим увеличением риска заболеть, как сообщает одна статья[323]. Эта связь не вполне ясна, впрочем, поскольку разные исследования пришли к разным выводам[324], но даже если считать это фактом, трудно понять, действительно ли болезнь — прямое следствие злоупотребления кофе, а также не показатель ли такое злоупотребление какой-нибудь другой причины. Когда Фельдманн взялся возиться с ревматоидным артритом, эксперты сходились во мнениях, что это очень сложное заболевание, на него влияет множество факторов, а потому простое лечение — и уж тем более одно лекарство, нацеленное на какую-то конкретную молекулу, — вряд ли поможет.

После защиты диссертации Фельдманн перебрался в Лондон — отчасти потому, что «там было больше денег на исследования, чем в Австралии»[325]. Здесь клинический исследователь сэр Равиндер «Крошка» Мэ́ини помог Фельдманну сосредоточиться на ревматоидном артрите. Мэини родился в Лудхияне, Индия, в 1937 году, в 1942-м переехал в Уганду, где его отец стал министром в британском угандийском правительстве, а затем в 1955-м — в Великобританию[326]. Его посоветовали Фельдманну как врача, открытого новым идеям. Через два дня после их телефонного разговора Мэини прибыл к Фельдманну в лондонский кабинет, и так началась долгая дружба. «Состоялась встреча умов», — вспоминает Мэини[327]. Хотя для успешного сотрудничества дружба не требуется, Фельдманн считает, что доверие, возникающее в дружбе, необходимо[328]. Оба привнесли в этот тандем разный опыт и разное воспитание: Фельдманн был лучше известен как иммунолог, а у Мэини имелись нужные клинические знания, однако у обоих хватало общего, чтобы удавалось общаться на одном и том же жаргоне. Ни тот, ни другой не был ни вожаком, ни ведомым: они стали двумя половинами команды. Мэини называет это «союзом»[329].

Выбор ревматоидного артрита как предмета исследования среди всех аутоиммунных болезней оказался важным: добыть нужные ткани человеческого организма было нетрудно. Мэини мог запросто брать шприцем пробы из суставов пациентов, тогда как ткани, нужные для исследования других аутоиммунных расстройств, были и остаются труднодоступными — например, ткани мозга при рассеянном склерозе или поджелудочной железы при диабете. Наш тандем решил, что перво-наперво следует выяснить, какие из всех цитокинов, производимых иммунными клетками, накапливаются в воспаленных суставах пациентов с артритом[330]. Изучение клеток и жидкости, взятых из суставов пациентов, — вот что выделило Фельдманна и Мэини среди большинства других ученых, и оно же наставило их на верный путь к решению задачи, как побороть болезнь. Они обнаружили, что в пробах есть много разных цитокинов, однако одного — с неудобным названием «фактор некроза опухоли альфа» (обычно сокращается до ФНО)[331] — было особенно много[332].