Что я натворила? - Аманда Проуз

После этого ночного ритуала он даже не разрешал женщине помыться. Даже двигаться ей не разрешал, пока он не заснет. И вот тогда Кейт, морщась от боли, переползала на свою сторону постели, засыпая, как только боль чуть-чуть утихнет. Иногда она плакала, и ее горячие слезы тихо капали на подушку. Но чаще всего нет — больше нет. Ибо тоже по опыту знала, что плакать бесполезно; все равно никто не увидит и не услышит этих слез.

Раздражающий сигнал будильника наполнил комнату; было шесть утра. Кэтрин неохотно открыла глаза. Марк уже проснулся и стоял рядом с кроватью, ожидая, когда проснется его жена. Он нежно взял ее за руку, и Кэтрин соскользнула с кровати, все еще сонная. Сорочка ее уже высохла и прилипла к кровавым разрезам на бедрах. Кэтрин стояла неподвижно и прямо, как вдруг Марк схватил подол ее сорочки и резко дернул за него. Боль разбудила женщину окончательно.

Марк снова взял Кэтрин за руку и повел в ванную. Она смотрела, как ее муж повернул кран, и из душа полилась вода.

— Сегодня, Кэтрин, у тебя целых две минуты.

Он улыбнулся и наклонился вперед, поцеловав жену в лоб. Она стянула свою окровавленную рубашку и бросила на пол. Встала под душ, и потребовалось несколько секунд, чтобы ее тело привыкло к температуре воды, которая была, как обычно, чересчур горячей. Но протестовать смысла не было. Свежие порезы всегда чуть пощипывали, но в конце концов можно было вынести и эту боль.

Кэтрин закрыла глаза. Вода лилась по ее лицу, смывая воспоминания о прошлой ночи и предвещая новый день, как две капли воды похожий на предыдущий. Достав с полки шампунь, она выдавила каплю пахнущей яблоком жидкости, немного больше монеты в пятьдесят пенсов, как ее мать учила ее много лет назад. Интересно, а теперь, когда пятидесятицентовая монета стала еще меньше, нужно все равно выдавливать столько, сколько раньше? Кэтрин вдруг вспомнила о других вещах, которые стали меньше с тех пор, как она была еще маленькой: «Wagon Wills», телефонные трубки, время в пути до Корнуолла…

Кэтрин взбила шампунь, чувствуя, как он превращается в ворох пахнущей яблоком пены. Марк стоял около душевой кабины, наблюдая за каждым действием жены. Она закрыла глаза и массировала кожу головы, наслаждаясь ощущением. И вдруг вода перестала течь. Кэтрин вскрикнула удивленно — ее руки и лицо были все в пене.

Марк открыл дверь кабинки, и растрепанная Кэтрин оказалась перед ним, в пене и полной растерянности. Ее волосы были похожи на не пропекшееся как следует безе.

— Я говорил, две минуты, — произнес Марк.

Кэтрин знала, что протестовать бессмысленно, даже если бы нашла в себе мужество на то, чтобы это сделать. Сама виновата — нечего было мечтать про всякую чепуху из детства. Кэтрин промолчала — зачем начинать день с лишних баллов. Дрожа от холода, она вышла из кабинки. Марк обмотал вокруг нее большое полотенце, свободным концом которого стер пену с ее глаз и лица.

— Вот так, — проворковал он. — Так гораздо лучше.

Кэтрин прокралась в спальню и оделась, пока принимал душ ее муж. Хотя Марк частично стер с ее волос следы шампуня, они все еще были липкими. Как могла, женщина расчесалась. Глядя в зеркало на туалетном столике, Кэтрин отрепетировала свою дежурную улыбку. Интересно, ей кажется или подделывать улыбку с каждым днем становится трудней на самом деле?

Кэтрин сняла с матраса простыню, как делала каждое утро, стараясь не смотреть на жуткие красные пятна, портившие ее белизну. Женщина положила простыню в кучу белья рядом со своей окровавленной сорочкой. Она замочит белье в горячей воде и положит в стиральную машину еще до того, как проснутся ее дети. Они никогда не узнают.

К тому времени, как на кухню вошла Лидия, Кэтрин уже успела постирать белье, накрыть стол, пожарить бекон. Она стояла у раковины, готовая к новому дню.

Металлический стул проскрежетал по полу, и Кэтрин поняла, что это ее дочь пришла завтракать.

— Доброе утро, Лиди! Хорошо спала?

Лидия сидела за столом, сложив руки и сделав из них что-то вроде треугольной подставки под голову.

— Лидия, я спрашиваю, ты хорошо спала? — повторила Кэтрин. Она медленно подошла к дочери и ласково провела рукой по ее волосам.

— Что? — прокричала Лидия, выдернув из ушей два белых наушника.

— Прости, милая, я не знала, что ты слушаешь музыку, только хотела спросить, хорошо ли ты…

— Боже мой! Что за кошмар ты сотворила у себя на голове? Это выглядит ужасно! Действительно ужасно! — прервала ее Лидия. Кэтрин решила на это ничего не отвечать, потому что нормального объяснения у нее все равно не было.

— Будешь бекон на завтрак? — спросила она.

— Бекон? На завтрак?

Голос Лидии стал выше от недоумения. Почему ее мать перескочила с одной темы на другую? Неужели окончательно тронулась?

— Что вы так орете, а?

К неприятному разговору присоединился Доминик.

— Если уж на то пошло, то я не кричала, — поправила его Кэтрин.

— Бог мой, мам, что за прическа? Ты как из психушки! Серьезно, как совершеннейшая крейзи! Я тебя прошу, сделай с этим что-нибудь. А если тебя кто-то увидит из моих друзей! — заорал Доминик.

— Будешь бекон на завтрак? — спросила Кэтрин.

— Бекон? — недоуменно повторил ее сын.

— Вот на этом месте ты и пришел, Дом.

Лидия закатила глаза.

— Я ей говорила, как она ужасно выглядит с такими волосами, что бы она там с ними ни сделала, а она такая: «Будешь бекон на завтрак?» Тут одно из двух — либо окончательно сбрендила, либо, как я говорила в последнее время, только никто же меня не слушает, у нее правда климакс…

— Пожалуйста, вы двое, прекратите говорить обо мне так, как будто меня тут нет; это правда очень грубо и некультурно. Какая разница, что у меня на голове? Это всего лишь волосы! Так вот. Вопрос поважнее: будет ли кто-нибудь на завтрак бекон? — прокричала Кэтрин.

По какой-то причине ее ответ показался детям настолько смешным, что они захохотали, хлопая по столу и периодически выкрикивая «Бекон». И смеясь еще громче.

— Доброе утро, семья Брукер! Боже мой, с чего это вдруг такое веселье за завтраком? Что я пропустил? — раздался голос Марка.

— Мама… — еле-еле выговорил Доминик, показав пальцем на Кэтрин и снова упав на стол в конвульсиях.

Марк потрепал сына по его длинным волосам и улыбнулся своим детям.

— А ну-ка, вы двое, прекратите — что смешного? — шутливо пожурил их он.

— Хах! Еще как смешно! — взвизгнула Лидия.

Марк покачал головой.

— Кэтрин, могу ли я получить свой бекон на завтрак?

После этой его фразы Лидия и Доминик окончательно забились в конвульсиях, и их смех был настолько заразительным, что Марку ничего не оставалось, кроме как присоединиться к ним. Все трое уселись за стол, смеясь и подталкивая друг друга, и снова смеясь, и иногда показывая на голову Кэтрин. Им было очень, очень смешно.