Что значит поцелуй? - Нина Роса

— А что еще я могла сделать?!

— Хотя бы поручить расследование сыщику, которого вы ко мне приставили! Он все равно шатается по дому без дела.

Лука и Виола переглянулись.

— Сыщик? — еле слышно прошептала сестра.

Лука пожал плечами:

— Ну и дела!

Они вновь приникли к оказавшейся такой полезной щелочке между дверями.

— …знаю, что он скажет то же самое!

— Мой ответ — нет! И не нужно всхлипывать, миледи! На меня это не действует.

Маркиза вновь высморкалась.

— Хорошо… если ты так не хочешь нарушить мифическое обязательство отца, то, может, мы сможем поступить по-другому? Давай разделим их.

— Что вы имеете в виду?

— Мальчишку отправим в школу, а девчонку — замуж. Я даже согласна выделить ей небольшое приданое. С твоей протекцией мы быстро найдем ей мужа.

В спальне маркиза воцарилось молчание. Затаив дух, близнецы с волнением ждали решения опекуна.

Вдовствующая маркиза не выдержала первая:

— Только не говори, что всего лишь подумаешь над этим! Прими решение сейчас!

— Хорошо. Поступим, как вы сказали.

— Спасибо, дорогой!

Виола не смогла выдержать ликования маркизы. Одной рукой она надавила на дверь, плотно прикрыв ее, другую руку сжала в кулак, впившись ногтями в ладонь, лишь бы не закричать от боли, которую почувствовала от слов проклятого опекуна.

Лука потянул едва соображающую сестру к выходу — им пора было исчезнуть. Вдовствующая маркиза могла вернуться в любой момент.

Виола смутно помнила, как они добрались до ее комнаты. В себя она пришла, только когда в ярости разодрала на лоскуты ни в чем не повинную простынь.

Как?! Как он мог так поступить?! Почему согласился со своей омерзительной мамашей?!

Из глаз девушки градом потекли слезы.

Лука смотрел на сестру с испугом. Он и раньше думал, что им лучше избавиться от этой опеки, просто теперь это оказалось более сложным делом.

— Ви, что с тобой? Прошу, остановись!

Девушка зарычала и со всей силы стукнула ногой по массивной ножке кровати.

— Не прощу! Никогда ему этого не прощу! — проскулила Виола сквозь слезы и всхлипы от боли в ушибленной ноге.

— Я же тебе говорил.

— Дура была, что не послушалась… Но ничего, мы объявим им войну!

— Как нам это поможет, если меня куда-то отошлют?

— Поможет. Если мы провернем все очень быстро. Чтобы у них и секунды спокойной не было! Тогда они не захотят иметь с нами дело, проще будет избавиться от нас сразу, а не тратить время на поиски школы и женихов.

Луке эта идея очень понравилась. А какие возможности перед ними открывались — просто блеск!

— Я за войну!

— За войну! — повторила Виола, особым образом сцепив с братом руки, подтвердив их совместное решение, как клятву.

— Ра Веллады, вперед! — воскликнули близнецы.

Война началась.

По новой традиции, утро в «Оленьем бору» началось засветло — с панического вопля, а также последовавшего за ним скандала.

Конечно же первой жертвой стала любимая Единым Творцом и близнецами вдовствующая маркиза. Подвел сонную женщину не ее дух, который был несгибаем в любое время дня и ночи, а предала ее слабая плоть, потребовавшая от маркизы встать перед самым рассветом и…

А вот дальнейшие потребности уступили перед неожиданными и совершенно непередаваемыми по мерзости ощущениями, которые толком непроснувшаяся женщина испытала, когда засунула ноги в ночные туфли.

— А-а-а! — заверещала она, почувствовав, как одна ее нога погрузилась во что-то холодное и невероятно скользкое, словно кто-то неведомый заглотнул ее несчастную конечность и в предвкушении пустил слюну.

От испуга у леди Каларон на мгновение остановилось сердце.

Дверь в спальню маркиза рухнула, перепуганный Андэр даже не подумал, чтобы ее открыть, просто снес, как ничего не значившую преграду.

— Что?! Что случилось?! — воскликнул он, подхватив падавшую мать.

К счастью многочисленных гостей «Оленьего бора», переполох и последовавшее разбирательство, устроенное маркизом, почти не потревожили их покой. Только прислуга, стараясь не шуметь, заполошно металась между этажами.

Пережившая ужас и сердечный приступ маркиза только и могла, что обвинять близнецов:

— Это они! Их рук дело! — беспрестанно твердила она, рыдая.

Маркиз был вынужден уступить. Все вместе: Андэр, его почти невменяемая, но не пожелавшая остаться в постели мать, Джурс, лакей-сыщик и эри Стиранн, явившаяся на подмогу к хозяйке — все они отправились к ра Велладам для окончательного разбирательства. Попытка сохранить тишину при этом с треском провалилась, как только маркиз обнаружил, что его подопечные находятся под замком со вчерашнего дня.

Не сдержавшись, Андэр закричал на мать:

— Вы не имели на это никакого права! Это несправедливо! И вы представляете, что могло произойти, случись пожар?! Про них никто бы и не вспомнил!

Слуги долго искали ключи от комнат, в которых томились близнецы. Когда наконец двери открылись, перед маркизом и сопровождавшей его компанией предстали заспанные, нечесаные близнецы, которые выглядели как невинные, ни о чем не подозревающие люди, внезапно вырванные из сна.

Крики маркиза перебудили остальных гостей, поэтому следующий скандал случился при полном стечении народа и даже в присутствии непосредственных виновников. Виоле и Луке стоило огромных сил сдержаться, чтобы не выдать своего веселья. А посмеяться было отчего.

Все опять-таки началось с истошного вопля.

— А-а-а! — донеслось из комнаты леди Синегад.

Маркиз первым кинулся на женский крик. Близнецы постарались не отстать, уж очень им хотелось посмотреть на результат своих неправедных трудов.

Костлявая, бледная до синевы, которую подчеркивала голубая ночная сорочка непристойного покроя, баронская дочь предстала перед зрителями, набившимися в ее спальню, как икра в кадушку, в образе перепуганного до смерти демона с торчавшими перпендикулярно голове волосами, намотанными на растопыренные во все стороны папильотки.

Тития Синегад стояла на кровати и в ужасе взирала на свое ложе, застеленное какими-то тряпками, в которых горничные с трудом смогли опознать разорванную на куски простыню.

— Это не я! — заверещала худая как скелет девица, в истерике гремя костями. — Папа!..

— Я здесь, мое сокровище! Здесь! Пропустите… — Барон как можно быстрее постарался пробраться к дочери, расталкивая застывших в ступоре от дивного зрелища людей. — Я иду к тебе, Титечка!