Призрак Оперы - Гастон Леру

– Тише, Рауль, если вы хотите узнать!

– Да, я хочу знать, как и почему вы вернулись туда! Пустьэто секрет! Но в любом случае я убью его!

– Послушайте меня, Рауль! Послушайте! Он тащил меня заволосы, а затем.., затем… О, это было еще более ужасно!

– Говорите сейчас же, – воскликнул Рауль неистово. – Быстро!

– Затем он сказал мне: «Что? Вы боитесь меня? Возможно, выдумаете, что я все еще в маске? Хорошо, тогда, – заорал он, – снимите ее, также как вы сняли первую! Давайте, снимите! Я хочу, чтобы вы сделали это вашимируками, давайте мне ваши руки! Если они сами не могут сделать этого, мы сорвеммаску вместе».

Я пыталась отстраниться от него, но он схватил мои руки ипогрузил их в свое ужасное лицо. Моими ногтями он разрывал свое тело, своебледное, мертвое тело!

«Вы должны знать, – кричал Эрик гортанным голосом, грохоча,как топка, – что я полностью соткан из смерти, от головы до ног, и этот труплюбит вас, обожает и никогда не покинет вас, никогда! Я хочу сделать гроббольше, Кристина, но позже, когда мы придем к концу нашей любви. Посмотрите, ябольше не смеюсь. Я плачу Я плачу о вас, вы сняли мою маску и поэтому никогдане сможете покинуть меня. Пока вы думали, что я красив, вы могли вернуться.Уверен, вы вернулись бы. Но теперь, когда вы знаете, как я ужасен, вы убежитенавсегда. Я задержу вас! Зачем вы захотели увидеть меня? Это было безрассудноглупо с вашей стороны желать видеть меня, когда даже отец никогда не видел меняи моя плачущая мать дала мне первую маску, чтобы больше не видеть моего лица».

Наконец он позволил мне отойти и с рыданиями корчился наполу. Затем уполз из комнаты, как змея, закрыв за собой дверь. Я осталасьнаедине со своими мыслями. Невероятная тишина, тишина могилы последовала заэтой бурей, и я смогла подумать об ужасных последствиях происшедшего. Монстробрисовал, что ждет меня. Я была заключена навечно, и причиной всех моихнесчастий стало любопытство. Он честно предупредил меня, он сказал, что я внеопасности, пока не прикоснусь к его маске, а я к ней прикоснулась.

Я проклинала свою стремительность, но вместе в тем поняла ссодроганием, что рассуждения чудовища были логичными. Да, я вернулась бы, еслибы не видела его лица. Он уже в достаточной степени заинтересовал меня, вызвавжалость своими слезами, и сделал невозможным для меня сопротивление егопросьбе. И наконец, мне чужда неблагодарность: его отталкивающая внешность немогла заставить меня забыть, что это был Голос и что он окрылил меня своимгением. Я пришла бы обратно! Но теперь, если я когда-либо выберусь из этихкатакомб, я, конечно же, не вернусь. Вы же не вернетесь в могилу с трупом,который любит вас!

Во время последней сцены я имела возможность оценитьжестокость его страсти по тому бешеному взгляду, каким он смотрел на меня, или,скорее, по бешеному движению двух черных отверстий в невидимых глазах. Посколькумонстр не обнял меня, воспользовавшись моим состоянием, может быть, он былтакже ангелом; может быть, в какой-то степени, он действительно был Ангеломмузыки и стал бы им в полной мере, если бы Бог одел его душу в красоту, а не ввызывающее отвращение гниение.

Безумная от мыслей о будущем, напуганная тем, что в любоймомент дверь спальни с гробом может открыться и появится лицо монстра безмаски, я схватила ножницы, которые могли положить конец моей ужасной судьбе..,и вдруг я услышала звуки органа.

Вот тогда-то я начала понимать, что чувствовал Эрик, говоряоб «оперной музыке» с презрением, которое удивило меня. Музыка, которую яслышала сейчас, не имела ничего общего с той, что приводила меня в восхищениераньше. Его «Торжествующий Дон Жуан» – я была уверена, что он погрузился в свойшедевр, чтобы забыть ужас настоящего момента, – показался мне вначале толькоужасным и одновременно изумительным рыданием, в которое бедный Эрик вложил всесвое страдание.

Я вспомнила ноты с красными пометками на них и легкопредставила, что эта музыка написана кровью. Я поняла всю глубину егомученичества и бездны, в которую попал этот отталкивающий человек; я словноувидела Эрика, ударявшегося своей бедной отвратительной головой о мрачные стеныада и избегавшего людских взглядов из боязни напугать их. Задыхаясь,подавленная и полная сострадания, я слушала усиливающиеся звуки грандиозныхаккордов, в которых скорбь становилась божественной. Затем все звуки из бездныслились воедино в невероятном, угрожающем полете (кружащаяся в водоворотетолпа, которая, казалось, поднималась в небо, как орел, взмывший к солнцу) ипереросли в триумфальную симфонию, и я поняла, что произведение заканчивается ичто уродство, поднятое на крыльях любви, осмелилось смотреть в лицо красоте.

Я чувствовала себя как будто была пьяна. Я открыла дверь,которая отделяла меня от Эрика. Он встал, услышав меня, но боялся повернуться.«Эрик, – сказала я, – покажите мне ваше лицо без страха. Клянусь, что вы самыйвеликий человек в мире, и, если я когда-либо вздрогну, посмотрев на вас, тотолько потому, что подумаю о блеске вашего таланта».

Он повернулся, потому что верил мне, и я тоже, к несчастью,верила в себя. Он поднял свои бестелесные руки навстречу судьбе и упал наколени со словами любви. Со словами любви из своего мертвого рта, и музыкапрекратилась… Он поцеловал кромку моего платья и не видел, что я закрыла глаза.

Что еще я могу добавить, Рауль? Теперь вы знаете о трагедии.Она продолжалась две недели, две недели, во время которых я, лгала ему. Мояложь была такой же отвратительной, как монстр, который вдохновлял ее. Такойценой я вернула себе свободу. Я сожгла его маску и вела себя настолькоубедительно, что, даже когда он не пел, он осмеливался заставлять меня смотретьна него, как кроткая собака, стоящая рядом со своим хозяином. Он вел себя, какпреданный раб, окружая меня всяческой заботой.

Постепенно он стал доверять мне до такой степени, что бралменя на прогулки вдоль берега озера Аверне и в поездки в лодке через его серыеводы. К концу моего пленения он повел меня ночью через ворота, которыезакрывают подземный проход на улицу Скриба. Там нас ждал экипаж, и мы поехали вуединенную часть Булонского леса. Ночь, когда мы встретили вас, была для меняпочти катастрофой, потому что Эрик очень ревнив. Я смогла успокоить его,сказав, что вы скоро покинете страну.

В конце концов после двух недель этого отвратительногопленения, в котором я испытывала то сострадание и энтузиазм, то отчаяние иужас, он уже верил мне, когда я говорила ему, что вернусь.

– И вы вернулись, – произнес Рауль удрученно.

– Да, я вернулась, но не угрозы помогли мне сдержать слово,а его рыдания на пороге своей могилы. – Кристина печально покачала головой. –Эти рыдания расположили меня к нему больше, чем я думала, когда сказала ему:«До свидания». Бедный Эрик!

– Кристина, – сказал Рауль, вставая, – вы говорите, чтолюбите меня, и все же ушли обратно к Эрику через несколько часов после того,как он освободил вас! Вспомните маскарад!