Волнолом - Владимир Прягин

– Собиралась, да так и не собралась. В жены все равно не возьмет – разного поля ягоды. Ну и смолчала. Вернется – узнает, а нет – так нет.

– Эх, – тоскливо сказала бабка, – это я проглядела, дурища старая, проспала. Не отвадила его вовремя. Эти бароны да графы – как воронье. Не шуганешь – склюют подчистую…

– Тихо-тихо. – Внучка погладила ее по плечу. – Развоевалась, защитница. Уж как-нибудь своим умом проживу.

– Проживет она… Ума-то – амбар, не меньше… А дитю каково придется? Ну, положим, родится дочка – силу ведовскую ей передашь, как мамка тебе когда-то. А если сын? Хоть и редко, но ведь бывает у нас такое. Вот и представь. Учить ты его не сможешь – будет с соседскими весь день ошиваться. А те, чуть что, пальцем тычут, скалятся – байстрючонок…

– Пусть только попробуют – враз языки отнимутся.

– Угу, а на следующий день – соседи к тебе с дрекольем да с вилами.

– Тьфу на тебя, старая. Умеешь ты застращать! Да только к чему все это? Нету мужа – и точка. Что я его – из горшка достану?

Старуха пожевала губами, уставившись в потолок. Покосилась на Яну:

– Ты Штефана-плотника давно видела?

– Месяца три, пожалуй. Он в городе был, на заработках.

– Вчера заходил, тебя не застал. Расстроился.

– И что с того?

– Присмотрись к нему.

– Бабуля! – Травница фыркнула. – Что мне к нему присматриваться? Он за мной с детства хвостиком ходит. Вот уж кто мне даром не нужен…

– А ну, цыц! – Старуха, приподнявшись, так сжала внучке ладонь, что та испуганно ойкнула. – Я что – прошу ему глазки строить? Сказала же – присмотрись! Вот прямо сейчас сходи. Поняла?

Яна кивнула растерянно. Бабка обессиленно откинулась на подушку и отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Внучка поправила ей покрывало и вышла. Потопталась в соседней комнате, потом махнула рукой – ладно, дескать, так уж и быть. Сбежала с крыльца и зашагала к деревне.

Дом Штефана стоял с краю. Сам плотник – высоченный, чуть сутулый детина с длинными жилистыми руками – возился на улице, поправляя забор. Рубаха на нем взмокла от пота, волосы слиплись. Увидев Яну, он заулыбался, отложил инструмент.

– Здорово, Штефан. Заходил вчера, значит? Чего хотел?

– Ага. Так я, это…

Он сбивчиво и смущенно рассказывал, как подзаработал деньжат, да и отец ему кое-что оставил, так что он, Штефан, не такой уж и голодранец, а Яна красивая, умная – просто ужас, и вообще давно ему нравится, вот он и подумал, значит…

Но травница почти ничего не слышала. Вглядываясь в него, она все яснее видела то, о чем говорила бабка. На его лице лежала легкая тень, будто от крыла пролетевшей птицы, а глаза потускнели, как старое серебро.

Нет, это не болезнь, прикидывала она, и не чьи-то козни. Скорее, несчастный случай. Доска с крыши упадет, или топор не туда отскочит – что там еще бывает у плотников? Месяц, пожалуй, остался, от силы два. Человек еще жив, смеется и строит планы, но смерть уже подула ему в лицо. Просто судьба – ничего нельзя изменить. Ведовское чутье в таких случаях не обманывает.

Штефан замолчал и ждал от нее ответа. Она заставила себя улыбнуться:

– Значит, говоришь, замуж?

Роберт фон Вальдхорн, щурясь на солнце, отхлебнул из баклажки. Травяной настой, чуть тягучий и сладковатый, отлично утолял жажду, и даже зной уже не казался пыткой. Травница дело знала.

Барон усмехнулся. Кто бы мог подумать еще недавно, что он, человек, умудренный житейским опытом, советник будущего монарха, поведет себя как восторженный гимназист? Будет ночью верхом приезжать к развилке, чтобы, едва девчонка выскользнет неслышно из дома, подхватить ее, задохнуться от нежности и до рассвета отгородиться от остального мира, оставив лишь лунный свет, неясный шепот деревьев и мягкую прохладу травы. А наутро с красными от недосыпа глазами сидеть на очередном совещании и разглядывать обрюзгшие морды местных поганцев, почитающих себя знатью.

Да и черт с ними, с мордами. Просто забыть про них, вымарать из памяти начисто. Пусть будет только Яна – снова здесь, рядом, пахнущая цветами и медом, доверчиво льнущая, мурлычущая как кошка…

Повозка подпрыгнула на ухабе, и Роберт, вынырнув из дремы, встряхнулся. На языке все еще ощущался привкус настоя. Что ж, насчет сладких снов травница, похоже, не обманула. Но их лучше приберечь на ночь, как и положено.

Она, кстати, просила угостить и возницу. Обещала, что на него подействует по-другому. Да уж, будем надеяться…

Роберт окликнул парня:

– На вот, попробуй.

– Ух, вкусно! Видать, вы по нраву девке пришлись. Я вон сколько раз мимо ездил – так хоть бы раз из окошка выглянула… – Он сбился, сообразив, что сравнение несколько неуместно. – Это я к чему веду, сударь…

– Да понял я, успокойся… – Роберт лениво махнул рукой. – Расскажи лучше, как с извозом дела? Не понаехали еще паровые чудовища из столицы? Не отбили у тебя хлеб? Ты, помнится, опасался.

– Нет, сударь. – Кучер хихикнул – мол, шутку понял и оценил. – Да я ведь, положа руку на сердце, и не за этим спрашивал.

– Вот как? А зачем же? Не тушуйся, говори прямо.

– Не того я боюсь, что эти паровики расплодятся. А того, что меня к ним и близко никто не пустит. Так и буду с моей клячей валандаться.

– Ого! – Барон поднял бровь. – Ты, выходит, тоже у нас поборник прогресса?

– Я гладко объяснить не сумею, но ко всяким железкам сызмала тянет. К вокзалу, помню, каждый день бегал, когда паровоз пустили.

– Тут я твоих пристрастий, признаться, не разделяю. Но вот что скажу – чем сидеть и маяться, не лучше ли поехать и самому посмотреть, что там намудрили в столице? Парень ты крепкий, без работы вряд ли останешься.

– Вот и я так думаю, сударь. Вдруг подфартит? Устроюсь механиком – ну, то есть сначала каким-нибудь подмастерьем, а дальше уж как пойдет.

– Правильно мыслишь. Чего ж раньше-то не уехал?

– Да все не решался как-то. А теперь вот с вами поговорил и вижу – пора.

Не успел он закончить фразу, как Роберт почувствовал сильную боль в висках. Воздух знакомо налился мраком. Кучер застыл, как кукла; кожа на его лице, шее, руках лопнула, вспоротая невидимыми шипами, и хлынула чернильная кровь.

Донесся откуда-то глухой рокот, похожий на раскат грома, сложился в бессмысленные слова, что-то вроде: «Первый подскажет».

Роберт зажмурился – стало легче. Восстановил дыхание и приоткрыл глаза. Возница, целый и невредимый, уже отвернулся и понукал клячу. Морок развеялся, оставив после себя лишь тошнотворно-приторный запах.

Барон подумал, что со всем этим следовало бы разобраться всерьез, а не списывать на бред от жары. Он, Роберт, здоров и не страдает галлюцинациями. Кто-то здесь балуется, похоже, с чернильным светом – причем балуется со знанием дела, на таком уровне, что даже не по себе. И вряд ли цель состояла в том, чтобы напугать столичного гостя.