Конан Дойль на стороне защиты - Маргалит Фокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Порой в письмах звучат более мрачные ноты. «Я обращался с просьбой о помиловании уже не менее семи или восьми раз и неизменно получаю все тот же ответ: „Нет причин для вмешательства“, — писал Слейтер. — Вот бы вулкан поглотил всех лжецов вместе с их шкурой и внутренностями. Не хочу жаловаться вам, дорогие родители, но вы даже не можете представить, каким несчастным я себя чувствую и зачастую желал бы уйти прочь из этого мира, если бы не мысль о вас».
Другие письма полны смирения, Слейтер пытается приглушить чувство потери — и в родных, и в себе самом. «Дорогие родители, не горюйте, я из-за этого чувствую себя несчастнее, чем прежде, — пишет он. — Чтобы не пасть духом, я теперь всегда пытаюсь думать: „Так должно быть“».
Тюремное досье Слейтера было полно его письмами-жалобами в адрес инспекции, контролирующей тюрьму. В многих из них Слейтер на неправильном английском утверждал, что точно знает о своем скором освобождении, в других заявлял, что обнаружил настоящего убийцу мисс Гилкрист. В одном письме 1912 года он просит освободить его от работ в карьере:
«Вряд ли я хорошо выполняю работу по обтесыванию камней или по откалыванию крупных гранитных глыб огромным тяжелым молотом, — писал Слейтер. — Я очень пригодился бы в роли пекаря или повара… Мой отец тоже пекарь, я особенно хорошо готовлю пироги и пудинги». (В ответном сообщении неназываемый питерхедский служащий отмечает: «Я не счел его подходящим, поскольку временами он впадает в сильное беспокойство».)
В марте 1911 года Слейтер написал преподобному Филипсу, главе еврейской общины в Глазго, который останется его сторонником на протяжении всего тюремного заключения. Это письмо, содержащее отчаянные фантазии об освобождении, питерхедские чиновники так никогда и не отправили адресату:
Я надеюсь скоро получить свободу… До смертного дня я никогда не забуду, как вы обняли меня и сказали: «Слейтер, я верю в вашу невиновность, доверьтесь Богу, не все потеряно…» То было в камере эдинбургского суда после того, как меня привели, объявив виновным в жестоком убийстве; одинокий [Слейтер трижды подчеркнул это слово], я стоял между своими врагами, и в моем несчастье вы явились передо мной, как святой…
Когда я выйду, я намерен из человеколюбия показать публике, как на самом деле устроено мое дело, и уверяю вас: кое-кому придется несладко… Когда я выйду, я обличу обман перед всем миром.
Со временем обвинения Слейтера становились еще более конкретными. В 1911 году и позже он написал серию писем председателю тюремной комиссии, которого все называли «смотритель Полворт» и который изредка навещал Питерхед. Письмо, написанное в марте, гласит:
Смотритель Полворт, со мной поступили бесчеловечно, милостиво выслушайте: 21 марта… меня определили в «отдельные камеры»[49] по четырем ложным обвинениям, на хлеб и воду…
Также в это время мне давали выпить снадобья [это слово трижды подчеркнуто] вместе с микстурой от кашля, и 36 часов я мучился безумным бредом в своей камере и до сих пор не оправился. Пожалуйста, послушайте: врач и начальник, замешанные в дело, на которое я жалуюсь, работают в сговоре. Было спланировано привести меня к вам в одурманенном состоянии… Это больше, чем убийство, и я прошу вашей помощи… Как может такой дурной человек, как врач, позволять себе таким образом играть с моим здоровьем, мои нервы совершенно расстроены из-за этого снадобья.
На следующий день Слейтер в очередном письме нарисовал еще более ужасную картину:
В прошлую субботу против меня вновь использовали эту нехристианскую уловку. Над моей постелью распылили тот же порошок, что добавляли мне в молоко и микстуру от кашля… Мой духовный наставник навещал меня 15-го числа нынешнего месяца, и после его отъезда, в субботу вечером, снадобье оказалось в моей камере… Симптомы были те же, что после микстуры… Если это не кончится, сэр, то скоро я слягу с воспалением мозга — это так же верно, как то, что я сейчас пишу это письмо. Я знаю, у меня крепкий организм, я много выдерживал, но никогда не испытывал такого нервного напряжения, как сейчас… Смотритель Полворт, я больше ничего не прошу, только честности… Лишь дайте мне явиться миру невиновным, особенно ради моих любимых престарелых родителей… Я полностью доверяю только вам и мистеру Филипсу… Ваш покорный слуга Оскар Слейтер.
P. S. Умоляю, сэр, велите прекратить эти игры со снадобьями.
Рассказ Слейтера был очень похож на параноидальный бред. Однако социалист Джон Маклин поразительным образом описывает нечто схожее, что ему пришлось испытать в Питерхеде во время Первой мировой войны: «Жуткое состояние от снадобий, подмешанных в пищу». В 1918 году Маклина судили за подстрекательство к мятежу, и он обратился к присяжным со словами:
Когда я был в Питерхеде, все шло гладко до середины декабря, а затем начались сложности. У меня была лихорадка, которую удалось одолеть, и затем температура спала… Я заявил, что в мою пищу что-то подмешивают… Я знаю, что для снижения температуры больным могут давать бромистый калий. Возможно, именно его и использовали. Я понимал, что происходит в Питерхеде, из намеков и высказываний других заключенных; что с января до марта, в так называемый зимний период, врач занят тем, что укладывает заключенных в лазарет и там расшатывает их органы и общее здоровье.
Я называю этот период «время жмуриться», так как от лекарств глаза заплывают. Я кое-как выкарабкался. Вокруг меня я видел людей в ужасном состоянии. У них были поражены разные органы и нервная система, а со слов тех, кто по идейным соображениям отказывается от военной службы, мы знаем, что правительство имеет с таких людей свою выгоду — одни умирают, другие совершают самоубийство, третьи теряют разум и попадают в сумасшедший дом… Часть этого процесса я испытал на себе и подчеркиваю, что эта черствая и равнодушная система продолжает действовать в тюрьмах и сейчас.
Объективно оценить заявления Маклина — как и заявления Слейтера — сложно. Однако, как говорит шотландский историк, «неоспоримо, что тюремный опыт Маклина как в 1916–1917 годах, так и после суда в 1918-м сильно повредил его здоровью».
Тюремное начальство отлично знало о проблемах с психикой у Слейтера. «Что касается психического состояния заключенном, — читаем мы в рапорте тюремного медика, датированном июнем 1911 года, — Слейтер одержим идеей, что его освобождение неминуемо, одержимость напрямую связана с определенными письмами[50], им полученными. От них его разум впал в такое смятенное состояние, что заключенный утерял всякое представление о реальности». Рапорт завершался угрожающе: «В настоящее время я не считаю его помешанным, однако нет сомнений в том, что он таковым станет, если те, кто ему пишет, не будут более осмотрительны».
