Страшная дорога свободной личности - Илья Росляков

сейчас хотелось бы обратить внимание на одну «ветвь» последователей Фрейда — на тех из них, кто сочетал психоанализ с марксизмом. Именно они поспособствовали разворачиванию сексуальной революции и всем обсужденным нами ранее процессам.

Первым из них был Вильгельм Райх. Коллеги, авторы публикуемого у нас исследования «Троянский конь культурной свободы» недавно отмечали его роль в сексуальной революции. Он является создателем самого этого термина, который появился на свет в качестве названия его книги. В этой книге, выдержавшей несколько переизданий, Райх пишет, что первое классовое расслоение произошло вследствие становления патриархата, и создание бесклассового коммунистического общества, таким образом, невозможно без преодоления патриархата. Кроме того, он подчеркивает, что «сексуальный процесс в обществе всегда был ядром процессов его культурного развития», и что, следовательно, без полной либерализации сексуальных процессов (включая свободные гомосексуальные отношения и так далее) по-настоящему обновить общество не получится.

Принцип центральной роли сексуальности в культурном развитии общества идет от фрейдовских концепций культуры. Все, что по существу добавляет к этому Райх — стремление использовать этот принцип для того, чтобы революционизировать общество. Идея сексуальной революции рождается из гремучей смеси психоаналитического представления о культуре и определенным образом понятого марксизма. За отступление от такого понимания марксизма Райх критикует СССР 1930-х годов, всячески сокрушаясь по поводу «сворачивания» в нем сексуальной свободы.

В тот же период, в 1934 году, другой психоаналитик, симпатизирующий марксизму, Эрих Фромм, выпускает статью под названием «Социально-психологическое значение теории материнского права». В статье подробно разбирается известная нам теория материнского права Бахофена. Фромм, как и Райх, заявляет, что патриархальная семья является базисом классового общества: «Патриархальная семья — одно из самых важных звеньев, где производятся физические отношения, необходимые для поддержания стабильности классового общества. Такое общество в значительной степени зиждется на специфических физических отношениях, отчасти коренящихся в бессознательных порывах; и эти физические отношения эффективно дополняют внешние принудительные силы правительственного аппарата». Невольно вспоминаются рассуждения Андреа Дворкин о том, что вся история человечества движима удовольствием мужчины от сексуального насилия…

Далее Фромм пишет: «Мораль, резко осуждающая и обесценивающая сексуальное удовольствие, играет важную роль в поддержании классового общества, а критика этой морали, которую содержала теория Бахофена, приветствовалась социалистами. Сексуальное удовлетворение предлагает одну из самых мощных возможностей получения чувства удовольствия и счастья. Его разрешение в полной мере, требуемой для продуктивного развития человеческой личности, обязательно вело бы к усиленному требованию условий для достижения удовлетворения и счастья в других областях жизни. Поскольку удовлетворение дальнейших требований можно достичь только материальными средствами, то эти повышенные запросы сами по себе вели бы к разрушению существующего социального порядка».

Итак, сексуальная свобода должна вести к революционным настроениям в обществе, причем таким, которые реализуются в продуктивном революционном действии… Сегодня мы имеем возможность наблюдать воплощенными на практике представления Райха и Фромма об обществах сексуальной свободы. Однако никакой революционности в них не видно.

Кроме того, эта идея противоречит теории самого Бахофена, да и других авторов, описывавших матриархат. Напомню, что Бахофен описывает матриархат как «вечное несовершеннолетие» сына, окруженного непрерывными заботами своей матери, «возрастая скорее телесно, нежели духовно, радуется покою и изобилию, даруемому земледельческой жизнью, и до самых зрелых лет держится за материнскую руку».

Вряд ли это совместимо с продуктивной революционностью; напротив, последняя востребует активного, творческого мужского начала с характерным для него обращением к трансцендентному, к абстрактному неотмирному идеалу, которое как раз подвергается угнетению в условиях сексуальной свободы.

Третье имя в ряду психоаналитиков, создававших дискурс сексуальной революции — это, конечно, Герберт Маркузе. Маркузе, представитель небезызвестной Франкфуртской школы, еще с большим правом, чем Райх и Фромм, может быть назван продолжателем Маркса. Не будем сейчас останавливаться на идеях Франкфуртской школы, коснемся лишь одной работы Маркузе, в которой он через психоаналитическую оптику рассматривает перспективы — его книге «Эрос и цивилизация» 1955 года. В ней он существенно развивает идею о связи между патриархатом и неприемлемой репрессивной современной цивилизацией, а также о связи между матриархатом и освобождением, избавлением от этой цивилизации.

Разбирая психоаналитическое противоречие между принципом удовольствия (то есть стремлением человека к немедленному удовлетворению всех своих влечений, прежде всего сексуальных) и принципом реальности (принуждающим его к сдерживанию этих влечений, отсрочке их удовлетворения), Маркузе без обиняков объявляет, что целью революции должно быть такое устройство жизни, в котором восторжествует принцип удовольствия. Ничто другое он даже не хочет рассматривать. Нужно превратить тело в инструмент наслаждения и добиться такого увеличения «ценности и размаха либидозных (то есть сексуальных — И.Р.) отношений», чтобы это повело к «распаду институтов, ответственных за организацию частных межличностных отношений, в особенности моногамной и патриархальной семьи».

По мнению Маркузе, все произошедшие революции были преданы, поскольку не достигали этого единственно необходимого результата. «Во всякой революции можно найти момент, когда борьба против господства могла бы прийти к победе — но этот момент всегда оказывается упущенным», — пишет он. Причина — чувство вины, которое в определенный момент приводит восставших к идентификации с властью, против которой они восстают. Источником же чувства вины является то самое фрейдовское коллективное отцеубийство в первобытный период. То же самое, впрочем, повторяется и в онтогенезе (то есть в развитии отдельной личности), когда в раннем детстве отец навязывает сыну повиновение принципу реальности. «Покорность угрозе кастрации является решающим шагом в утверждении Я как основывающегося на принципе реальности», — подчеркивает Маркузе.

Человеческий труд, продолжает он, основан на сублимированной эротической энергии, но сам по себе принципиально лишен какого-либо удовольствия, основан на неудовольствии и потому — на принуждении. Маркузе цитирует Фрейда: «Ибо какие мотивы могли бы побудить людей давать другое применение сексуальным импульсам, если бы при каком-либо распределении их они могли бы получать полное счастье? Они не отошли бы от этого счастья и не делали бы дальнейших успехов».

Маркузе такое опасение не смущает — именно в эту сторону и надо идти. Подлинная революция должна заменить труд игрой, а опереться она должна на фантазию, которая является остаточным прибежищем принципа удовольствия в жизни человека, подчиненной принципу реальности. Результатом революции должна стать эротизация всего тела, раскрепощение сексуальности, включая перверсную (правда, не всю — Маркузе готов «взять в будущее» гомосексуализм, но не копрофилию). «Полем и целью разросшегося сексуального инстинкта становится жизнь организма как такового», — пишет он.

Надо раскрепостить тот эротизм, который предшествует возрасту Эдипова комплекса, то есть связан с подавляемым влечением к матери и нарциссизмом. Маркузе выискивает среди психоаналитических текстов свидетельства возможности обращения к опыту этого эротизма. И находит два очень любопытных материала.

В одном говорится, что «побуждение к восстановлению утерянного нарциссически-материнского единства истолковывается как „угроза“, а