Страшная дорога свободной личности - Илья Росляков

«Родовая производительность», «безличная родовая стихия»… Мужчина, ненавидящий женщину и презирающий мать (в том числе, разумеется, и собственную мать) за то, что она не более чем «производитель», выполняющий алгоритм «животного инстинкта»… может ли такой мужчина сохранять роль опорного элемента семьи, социальной системы, общества? Каким бы он ни обладал «трансцендентным Я», как бы он ни был направлен на «духовные ценности», он лишает себя такой позицией своей роли в реальном человечестве. И подталкивает весь существующий порядок реального человеческого бытия к взрыву, под обломками которого первым окажется он сам. Таким видится значение кризисной точки, связанной с именем Вейнингера.

Это не означает, что Вейнингер заразил своей точкой зрения современников, и этот взрыв произошел, — речь идет о чисто философском значении его построения. Он создал констелляцию крупного кризиса патриархата. Примерно то же самое сделал автор второй значимой работы о мужском и женском принципе, которую мы ранее затронули только бегло и которая обладает принципиальным концептуальным сходством с книгой Вейнингера, несмотря на принадлежность к другой традиции и значительные различия в подходах. Я имею в виду работу итальянского неонацистского эзотерика Юлиуса Эволы «Метафизика пола».

Вейнингер рассматривает себя по преимуществу как ученого-психолога и считает, что работает над созданием научной характерологии. Это отражается в названии его книги — «Пол и характер» — и, как видно из слов Бердяева, акцептируется современниками. Эвола же видит свою роль иначе. Он посвящает в некое почти тайнознание тех, кто стремится к такому посвящению.

Его текст демонстрирует элитистский подход и в основном представляет собой обзор проявлений мужского и женского в религиозных традициях, мистических и посвятительных практиках и, в меньшей степени, в философии. Кроме того, между выходом в свет одного и другого сочинения прошло более 50 лет, за которые мир принципиально переменился. «Пол и характер» увидел свет в 1903 году, «Метафизика пола» — в 1958 году. Тем интереснее выявить общее в этих работах, являющихся наиболее крупными западными текстами о мужском и женском.

В первую очередь обратимся к теме «родовой производительности», к отречению от рода, заявленному у Эволы еще более полно и категорично, чем у Вейнингера.

Обращаясь к платоновскому диалогу «Пир», в котором собеседники Сократа и он сам на пиру высказываются об эросе. Эвола особо выделяет высказывание Диотимы, которая описывает продолжение рода как единственный доступный человеку способ обретения бессмертия. «Зачатие и рождение суть проявления бессмертного начала в существе смертном, — говорит она. — Ведь у животных, так же как и у людей, смертная природа стремится стать по возможности бессмертной и вечной. А достичь этого она может только одним путем — порождением, оставляя всякий раз новое вместо старого».

Эвола категорически отвергает эту идею. Он считает такое «бессмертие» миражом и называет продолжение рода «безнадежно-тщетным вращением в „круге рождений“», у которого «есть своя метафизика. Это метафизика нисхождения». Пытаясь обрести бессмертие через череду порождений, человек все более и более низводит себя к положению животного. Любовь становится плотским вожделением, затем животным инстинктом.

Эвола дает самые уничижительные оценки обыденному сексуальному опыту, связанному с продолжением рода. Это жажда, утоление которой не гасит ее, это «жижа, которая именуется удовольствием». «В минуты соития род празднует победу над личностью», пишет Эвола. По его мнению, для цивилизации, которая ставит во главу угла продолжение рода, понятия личности вообще не существует. «Если даже оно как-то присутствует, то в чахоточном, эфемерном состоянии».

Понятие «личности» здесь близко к «трансцендентному Я» у Вейнингера. Ее путь Эвола видит не полном целибате, а в слиянии мужчины и женщины в изначального андрогина, существование которого является для него несомненным. Подтверждения этому он ищет в тех религиозных традициях, которые указывают на первоначальную неразделенность полов и разделение их вследствие греха. В частности, он приводит каббалистическую интерпретацию Библии, в которой отделение Евы от Адама увязывается с его грехопадением. То есть, как и у Вейнингера, появление женщины оказывается следствием греха мужчины.

Но главным источником здесь, конечно, служат гностические евангелия. Эвола приводит отрывок из Евангелия от Египтян, где Саломея спросила Господа: «„Доколе же будут умирать мужи?“, и Господь ответил: „Дотоле, пока вы, жены, рожаете“; и тогда она прибавила: „Лучше бы я не рожала“. Господь же ответил ей: „Ешь всякую траву, но не ешь ту, которая имеет горький вкус смерти“. И спросила Саломея, когда будут явлены знамения вещей, о которых она вопрошала, и Господь сказал: „Когда одеяние позора падет к ногам и двое станут одним, а муж и жена — ни мужем, ни женой“».

Напомню, мы упоминали гностические евангелия, когда обсуждали «Меланхолию» Ларса фон Триера. Основная их идея заключается в том, что мир произошел из-за ошибки и есть некоторые избранные, которым дано обрести тайное знание об этом и спастись. Иисус в гностических евангелиях, принадлежащих первым векам нашей эры, обращается не ко всем людям, а именно к этим избранным, причем иногда прямо сообщает им об их избранности по сравнению с другими людьми, благодаря которой они могут спастись при неизбежном конце света.

Восстановление андрогина как изначального мужчины, от которого женщина не была еще отделена, — на поверку есть то же самое, что у Вейнингера называется «дать полное существование духовному человеку» через прекращение продолжения рода. Разница в том, что Вейнингер постулирует это как голый тезис, а Эвола тщательно описывает эротические практики, через которые «избранные» могут приблизиться к этому результату.

По существу, основное устремление обоих авторов — аннигиляция женского начала. Вейнингер как выразитель пуританской морали предлагает идти к этой цели через полное подавление эротической сферы. Эвола как нацистский эзотерик — через полное отделение эротической практики от продолжения рода и превращение ее в инструмент очень специфической и зловещей духовно-психологической трансформации человека.

Частично мы уже обсуждали понимание женского начала у Эволы и видели его воплощение у фон Триера. Он «впитывает» его из различных религиозных и культурных традиций. Приведем его вкратце в более обобщенном виде.

Ж — это первоматерия, способная воспринять любую форму, не повреждаясь в своих последних глубинах. Ключ к уразумению женской психологии, главные черты женского архетипа — символизм Вод и изменчиво-лунная природа. Влажность, текучесть воды отражает способность принимать любую форму. Лунность связана с неясно-переменчивой природой женских эмоций и предрасположенностей. В то же время символом Ж можно считать огонь — обжигающий огонь желания и согревающее и питающее пламя.

Ж — это субстанция, «сотканная из желания» (таков перевод слова kamino, которым называют женщину в Индии). «Женщина всегда и всюду остается kamini, субстанцией сексуальности. Все остальное для нее