Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

Клеменс засмеялась вместе с женихом.

— Достаточно!

— Тогда готово. Теперь надо отполировать.

— Не надо, и так сойдёт.

Ян встал на одно колено и выставил вперёд дрожащую руку с кольцом из ржавой проволоки.

— Джоан…

— Да! — девушка набросилась на Яна, повалила на ковёр и зацеловала, как котёнка. Яну не нужно было от неё ни признаний в любви, ни подвигов, ни клятв; когда лжец находит человека, с которым может быть откровенен, это и есть любовь.

Ян был единственным, кому Джоанна не лгала ни разу в жизни; теперь степень их доверия друг другу была столь высока, что ребята могли импровизировать на ходу во время очередной Джоанниной симуляции приступов. Клеменс, беспощадная паучиха, без зазрения совести заматывала Яна в шёлковые сети лжи, из которой мальчик не желал и не пытался выбраться. Он стал врать всем и каждому, дабы оставаться верным своей возлюбленной, и казалось, что мягкий характер его вот-вот должен испортиться, что на смену уступчивости и учтивости придут расчётливость и хитрость, а сам Кравченко превратится в бессердечного и жеманного подхалима. Но, к удивлению самого Яна, который был уже готов к подобным изменениям-жертвам, ничего такого не произошло. Он поиграл в лжеца, примерил на себя роль предателя, поставил несколько опытов над своей чистой душой и, хорошенько всё обдумав и взвесив полученные результаты, вернулся к прежнему состоянию — стал обычным тихим мальчиком, который любит свою семью и у которого от наглого вранья начинается икота и потеют ладони. Джоанна была удивлена его решению возвратиться в первоначальную зону комфорта, на что Ян отреагировал неожиданной репликой:

— Твой мир привлекателен, но до смешного ограничен. Давай теперь попробуем пожить честно, как я. И начнём с мытья посуды.

Джоанна удивительно быстро согласилась. Отказаться на время от опостылевшей ей однообразной актёрской игры было смелым и свежим решением. Мир Яна Кравченко, тоже мрачный и одинокий, но по крайней мере более разнообразный и непредсказуемый, полюбился девушке куда больше. Теперь каждый день после школы Ян как можно быстрее решал Тёме задачи по тригонометрии и писал планы пересказов произведений Бунина (а свои уроки мальчик готовил на неделю вперёд, чтобы больше времени проводить с Джоанной), после чего брал Джо Клеменс на трёхчасовую прогулку во дворе. Юноша качал её на качелях, водил по соседским улочкам, показывал на деревья, давал им ботанические названия. Джоанна слушала и улыбалась. Наедине с ней Ян становился болтливым и чересчур активным, хотя до этого свято верил, что не любит трепаться по пустякам с кем бы то ни было. Джоанне он озвучивал любую возникавшую мысль, даже самую глупую, и девушка искренне смеялась.

Если с интеллектом и русским языком (за исключением неправильных ударений и сильного акцента) у Джоанны всё было почти безупречно благодаря книгам и ночным репетициям перед зеркалом, то моторика была заброшена напрочь. Чахлая бледная Джоанна начинала прихрамывать после непривычно длительной ходьбы, не умела ловить летящие объекты, теряла равновесие при беге и прыжках. В довесок Клеменс обладала неполноценным набором эмоций и реакций, и после спортивной ходьбы её всё равно пришлось обучать мимике, как если бы она была аутисткой. Живые эмоции очень шли, и когда Джо пустила их в ход, став чаще улыбаться и строить глазки, в неё чуть не влюбился и сам Тёма, обучавший её актёрской игре. Девушка была способной и схватывала всё на лету, близнецы с особым энтузиазмом работали над её ровной походкой, обучили некоторым танцевальным движениям, проверили её музыкальный слух, и тот оказался совершенным. Джоанна прекрасно пела и попадала в ноты, даже самые хитрые, с невероятной точностью и лёгкостью.

— Отныне я буду читать тебе русские романы, — принял решение Ян. Каждый день он брал в библиотеке новую книгу и читал Джоанне на ночь. Вскоре девушка тоже захотела читать вслух, и ребята разыгрывали пьесы по ролям.

— Стоит перед Ничкой извиниться за испорченный матрац, — добавил Ян ещё через неделю.

Ребята также договорились, что Клеменс «научится» убираться в доме, читать книги и играть на гитаре. Ей было любопытно приложить старания к музыке, вышиванию и чему угодно новому, за исключением одного — разговора с Ирой Дивановской.

Как только был выписан рецепт на новые препараты для Джоанны, Ира передала его Яну и заодно делегировала полномочия по закупке лекарств для больной сестры. Ян беспрекословно выполнил приказ опекунши и в тот же день приобрёл в аптеке упаковку таблеток — но только не тех, которые Ира просила, а противозачаточных, которые Джоанна решила принимать под видом лекарств от маниакальных приступов и депрессии. Каждый день Ян Кравченко открывал упаковку лекарств с названием, указанным в рецепте, и доставал из неё блистер таблеток для предупреждения беременности, а из другой упаковки вынимал лекарство от депрессии — витамин D, а из третьей — ноотропные препараты для повышения психомоторной активности, и из четвёртой, последней — нейролептики. Иными словами, цинк и магний. Девушка послушно выпивала все микстуры до единой, глотала пилюли, словно конфеты, а Ира не переставала удивляться.

Сначала Джо решила, что опекунша в глубине души поверила ей, но не подала виду. Возможно, это была искусная и жестокая месть со стороны Дивановской, которой доставляло удовольствие мучить Джоанну лекарствами. Но Джо тут же отмела эту мысль. У Иры не было таланта к актёрской игре, и была она слишком мягкотелой, чтобы настолько зверски мстить. Её разум попросту отказывался переосмыслить слишком точное и последовательное поведение Джоанны, иначе пришлось бы заново выстраивать образ сестры, к которому Ира не была готова. Людям всегда удобнее верить в то, что существует годами и десятилетиями, даже если знают, что это ложь. Джоанна и сама привыкла изображать слабоумную. Отказываться от столь проработанного и универсального амплуа было по-человечески досадно. И сёстры заключили немое соглашение, что до конца жизни Клеменс будет разыгрывать спектакли, а Дивановская — охотно верить и аплодировать.

VIII

— В смысле «не успел»? Мне завтра доклад рассказывать, — наезжал Тёма на бедного брата, который сделал только своё домашнее задание. Ян забился в угол и стал перебирать в голове оправдания. — Небось, Джо надоумила бунтовать!

— Джо тут ни при чём, — булькнул младшенький, — просто я за-за-забыл!

— Ты раньше не забывал мне даже брюки погладить, а тут доклад! Признавайся, подкаблучник.

Из ванной комнаты раздался обиженный девичий голос:

— Перестань кричать на Яна!

— Джо, ты отнимаешь у меня единственную возможность воздействовать на брата, — Тёма стал лаять на дверь ванной. — А ты, дурень, прекрати внимать каждому её слову. Она скоро