Блеск шелка - Энн Перри

– И я оттуда родом. Если бы я захотел пригласить священника, то уже давно бы это сделал. Сотни священнослужителей готовы прийти по первому моему зову, причем всем им не терпится узнать мои грехи.

Михаил мрачно улыбнулся, а затем поморщился:

– Уверен, что все они готовы даровать мне положенное отпущение.

Он оттянул ворот туники, показывая красные пузырчатые рубцы:

– Какой недуг меня одолел?

Анна заметила тревогу в его глазах и пот над бровями. Она тщательно осмотрела сыпь, запоминая ее рисунок, густоту распространения волдырей и их размер.

– Пожалуйста, укройтесь, а то простудитесь, – попросила она затем. – Могу ли я дотронуться до вашего лба, чтобы определить, нет ли у вас жара?

– Позволяю, – ответил император.

Анна положила руку ему на лоб и ужаснулась, почувствовав, какой он горячий.

– Сыпь причиняет вам боль?

– А что, разве может быть по-другому?

– Да, ваше величество. Иногда она чешется, иногда вызывает ноющую боль, а иногда – жгучую, как после пчелиных укусов… У вас не болит голова? Не трудно ли вам дышать? Не саднит ли горло?

Ей также нужно было выяснить, не болит ли у пациента живот, не было ли рвоты, поноса или запора. Но разве можно задавать императору подобные вопросы? Позже она спросит об этом у Никифораса.

Михаил ответил на все вопросы – в основном утвердительно. Анна попросила разрешения удалиться, решив поговорить с Никифорасом наедине.

– Что с императором? – спросил евнух с сильным беспокойством. – Его отравили?

Анна с ужасом осознала, насколько он близок к истине. Никогда раньше она не думала о том, каково это – жить в атмосфере ненависти и зависти, ожидать, что кто-нибудь из твоих слуг или даже членов семьи попытается лишить тебя жизни.

– Еще не знаю, – сказала Анна вслух. – Аккуратно промывайте все участки кожи, на которых появляется сыпь. Следите за тем, чтобы вода была чистой. Я приготовлю лекарство и мази, которые облегчат боль.

Она осмелилась на дерзкий шаг. Робость заставила бы ее отступить.

– Как только я выясню причину болезни, я приготовлю лекарство, – сказала Анна.

В ее голове пронеслась страшная догадка. А вдруг императора отравила сама Зоя? Она же умеет готовить всевозможные снадобья и мази для ухода за лицом и телом. То, как она великолепно выглядела, несмотря на свой возраст, было лишним тому доказательством. Вполне вероятно, что Зоя прекрасно разбирается и в ядах.

– Никифорас! – окликнула Анна уходящего евнуха.

Он повернулся, ожидая, что она скажет. В его глазах застыла тревога.

– Используйте новые масла и только те, которые вы сами купили, – предупредила она. – Ни в коем случае не принимайте ни от кого подарков. Очищайте воду. Не давайте императору ничего, кроме того, что сами приготовили и попробовали.

– Я выполню все ваши указания, – пообещал евнух. И добавил с кривой улыбкой: – Для безопасности со мной всегда будет находиться человек, который будет следить за каждым моим шагом, и мы оба будем все проверять и пробовать.

У него было волевое лицо с крупными чертами, которые трудно было назвать красивыми – за исключением, пожалуй, рта. Но, когда Никифорас улыбался, пусть даже печально, как сейчас, его внешность преображалась.

Анна с ужасом поняла, в какое змеиное гнездо она попала.

Когда женщина вернулась во дворец на следующий день, первым, кого она встретила, был Никифорас. Он выглядел встревоженным. Ему не терпелось с ней поговорить.

– Состояние императора не ухудшилось, – сказал он, как только они остались наедине. – Однако ему все еще больно принимать пищу, да и сыпь не уменьшилась. Это все-таки был яд?

– Да, его могли отравить – как случайно, так и намеренно, – уклончиво ответила Анна. – Иногда пища становится ядовитой, если ее недостаточно тщательно приготовили или же касались грязными руками или предметами. Можно разрезать абрикос ножом, одна сторона которого смазана ядом, а другая – нет. Если съесть половину, которая…

– Я понял, – прервал ее Никифорас. – Мне следует быть еще более осторожным. – Он заметил понимание в ее глазах. – Ради собственного блага, – добавил евнух, иронически скривив губы.

– Вы опасаетесь какого-то конкретного человека? – спросила Анна.

– Город кишит заговорщиками, – ответил Никифорас. – Большинство из них – ярые противники союза с Римом и разжигают страсти по этому поводу. Вы же видели беспорядки в городе?

Анна почувствовала, как ее кожу разъедает едкий пот. Она знала, что к этим беспорядкам причастен Константин, но ей не хотелось сейчас выказывать свою осведомленность.

– Да.

– И, разумеется, есть люди, которые желали бы занять трон, – добавил Никифорас, понизив голос. – В истории нашей страны было немало случаев низвержения императоров и узурпации власти. Есть и те, кто мечтает о мести за ошибки прошлого.

– За ошибки прошлого? – Анна судорожно сглотнула, предвидя, что их разговор вот-вот коснется мучительных для нее вопросов – о Юстиниане и, наверное, о ней самой. – Вы имеете в виду личную вражду? – вкрадчиво спросила она.

– Некоторые считают, что императором должен был оставаться Иоанн Ласкарис, несмотря на свой юный возраст, неопытность и необычайно мечтательную натуру.

Лицо евнуха исказила страдальческая гримаса при воспоминании об ужасном увечье, нанесенном малолетнему монарху.

– Не так давно в городе появился человек по имени Юстиниан Ласкарис, – спокойно продолжил он. – По-видимому, его родственник. Несколько раз он приходил во дворец. Император разговаривал с ним, но наедине, поэтому я не знаю, о чем шла речь. Юстиниан участвовал в убийстве Виссариона Комненоса и сейчас находится в изгнании в Палестине.

– А он мог вернуться и совершить это?

У Анны задрожал голос. Она поняла, что не способна контролировать свои эмоции. Женщина спрятала руки в складках одежды и стала сминать ткань пальцами.

– Нет.

Мысль о возвращении Юстиниана, казалось, позабавила Никифораса. В его глазах появился недобрый блеск.

– Он заточен в монастыре на горе Синай и никогда оттуда не выйдет.

– Почему он принял участие в убийстве Виссариона Комненоса? – Анна должна была задать этот вопрос, хоть и подвергала себя риску и боялась получить ответ.

– Не знаю, – признался Никифорас. – Виссарион был одним из тех, кто настраивал народ против союза с Римом. Кроме того, он собрал вокруг себя немало приверженцев.

– А разве Юстиниан Ласкарис поддерживал союз с Римом? Это ведь невозможно, правда?

– Разумеется, – на удивление мягко улыбнулся Никифорас. – Он был его ярым противником. Доводы Юстиниана были не так близки к теологии, как у Виссариона, но более убедительны.