Сестры Гримм - Менна Ван Прааг

Лиана пристально смотрит на карты. Что-то не так. Под ее взглядом элементы картинок складываются воедино, образуя комбинации, которые дают ей четкие указания. Она озадаченно хмурится. В ее голове звучит голос матери: «Не считай, что ты что-то знаешь, Ана, пока не уверишься в этом до конца». Лиана начинает сомневаться в своем толковании, и все же смысл достаточно ясен. Карты велят ей отыскать сестер.

Что странно, ведь у нее их нет.

8.59 пополудни – Беа

– Ты начинаешь мне верить.

– Ничего подобного, – отвечает Беа, жалея, что позвонила своей мама.

– Начинаешь, начинаешь. Я это чувствую.

– Нет.

Смех мама звучит предостерегающе.

– Мне достаточно небольшого намека, моя дорогая. Когда речь идет о лжи, не стоит недооценивать твою мама.

Беа молчит. Она думает о минувшем вечере, о том, каким ярким был ее сон, о том, как ее шокировали вызванные им чувства. Еще более поразительно то, что она знает – это произошло не в университетской библиотеке, не в Кембридже и вообще не в этом мире. Книги когда-то были белыми листьями, библиотека была рощей, и все происходило в том месте, о котором шла речь в россказнях ее матери – в Навечье. Хоть Беа и привыкла играть с философскими понятиями истины и объективной действительности, она дала зарок не иметь дела с фантазиями.

– А если и так, что с того?

– Благодарение дьяволу. – Мама испускает театральный вздох. – Значит, теперь ты можешь перестать быть тенью самой себя и стать тем, что ты есть.

– То есть, если следовать твоим указаниям, злой ведьмой, – говорит Беа. – Верно?

– Ты говоришь это так, словно это плохо.

– Полагаю, так считают все.

– Mierda![40] – восклицает Клео. – К черту то, что считают все, это pura mierda[41]. Мнение всех, то есть многих миллионов пассивных конформистов – это бред и галиматья.

Беа представляет себе, как она взводит пистолет и делает десять шагов.

– Возможно, я не то, чем меня считаешь ты.

– Ya veremos[42]. – В голосе ее матери звучит улыбка. – Посмотрим.

Девушка сжимает зубы.

– Послушай, мне надо идти. В понедельник у меня эссе по этике, и…

– Я тебе уже говорила, не лги мне. – Теперь в голосе матери уже нет улыбки.

10.27 пополудни – Голди

По сравнению с работой в отеле «Фицуильям» работа в отеле «Клэмарт» – это просто мечта. Благодаря тому, что здесь нет Гэррика, а есть Лео. Обкаканные унитазы те же самые, как и несвежее постельное белье, как и грязные полы в ванных… Но возможность убирать в номерах и красть из них, ходить по коридорам, не опасаясь похотливых рук Гэррика и надеясь увидеть Лео, вот что значит настоящая радость.

Этот отель – золотая жила, насчет этого Лео был прав. Если в «Фицуильяме» гости были просто богаты, то тут останавливаются сверхбогачи. Это что-то. А американцы оставляют невероятно большие чаевые. Сегодня утром семья из четырех человек оставила мне на туалетном столике купюру в двадцать пять фунтов. Я почувствовала себя немного виноватой, ведь это не единственное, что я у них взяла, но вряд ли они что-то заметят.

Самое важное в этой работе – это возможность каждый день видеть Лео. Это и самое лучшее, и самое худшее одновременно, потому что искушение так мучительно. Мне так сильно хочется, чтобы он коснулся меня. Сегодня утром я попыталась повелеть ему это сделать, но ничего не вышло – наверное, я слишком нервничала. Можно было бы ему намекнуть, но я не стану. Ведь если он отвергнет меня, мне будет так стыдно, что придется уволиться, а я не могу себе это позволить.

11.59 пополудни – Лео

После смерти Кристофера Лео решил никогда больше не связываться ни с парнем, ни с девушкой, ни из числа смертных, ни из числа бессмертных. Ради того, чтобы избежать горя, он отказался от любви, но это оказалось удачной сделкой.

До сих пор, до встречи с Голди, Лео не испытывал ни искушений, ни даже простого любопытства. С ней же все по-другому, и он даже не может сказать, почему. Теперь его одолевает любопытство, он хочет знать все. И хоть ему уже известно о ней много такого, о чем она и не догадывается, у нее все еще есть секреты, которых он не знает. Ему же хочется узнать о ней все. И сделать это не благодаря уловкам или сладким речам, а добиться, чтобы она рассказала ему все сама, по доброй воле.

Ему так хочется притвориться, сыграть роль. Хочется обнять ее, почувствовать под ладонью биение ее сердца. Представить себе, что, если он прижмет ее к груди, она почувствует биение его собственного сердца.

Лео никогда не думал, что влечение может сочетаться с ненавистью, во всяком случае, так, как сейчас. Кажется невозможным желать женщину так сильно и в то же время знать, что в определенный час ему придется убить ее.

3.33 пополуночи – Гримм

Вильгельм Гримм наблюдает за своими четырьмя любимыми дочерьми. Наблюдает и ждет. За многие века он выработал в себе терпение, достойное святого, однако сам он кто угодно, но только не святой. Когда речь идет о людях, демоны должны быть так же терпеливы, как ангелы. Теперь ждать осталось уже недолго – через три недели им исполнится восемнадцать лет.

Он еще не знает, что принесет ночь Выбора. Будет очень, очень жаль, если ему придется их убить, как он убил столь многих своих дочерей, – ведь не может же он позволить, чтобы такие могучие силы обратились против него. На этих четырех Вильгельм возлагает большие надежды, особенно на Беа, а уж если ему удастся привлечь на свою сторону и Голди, это будет огромной удачей. Она самая сильная Гримм, которую он видел за все последние четыреста лет, хотя сама об этом и не подозревает. Ее задатки радуют его. Как же будет хорошо, если она обратится к тьме. Эта ее предрасположенность тем более удивительна, что мать девочки была такой рохлей. Хорошо, что отчим изрядно помог повернуть ее дух в нужную сторону и разжечь в ней ярость. Теперь ее нужно только немножко подтолкнуть.

Какие же опустошения она сможет произвести, принести столько горя, столько несчастий… Если…

Если раскрыть ее потенциал, она за неделю сможет натворить больше, чем дюжина ее прилежных сестер смогла бы натворить за десять лет. Вильгельм знает – если Голди встанет на сторону тьмы, ее уже будет не остановить.

3.33 пополуночи – Голди

Когда я просыпаюсь, создается ощущение, что я была с Лео, что я держу его за руку так сильно, чувствую его тепло на моей коже, но его тут нет. Я одна. Моя простыня холодна, и только с моей стороны она промокла от пота.