Сестры Гримм - Менна Ван Прааг

– Извините, что?

Лощеная белая женщина в золотых украшениях устремляет на Лиану подозрительный взгляд. Смутившись, девушка быстро отворачивается.

О, бабушка, что же мы будем делать?

Лиана опять недоуменно оглядывается через плечо, но стоящая за нею женщина по-прежнему молчит, и, похоже, никто в змеящейся очереди даже не пытается говорить с Лианой. Она же уверена, что те два предложения каким-то образом относились к ней, ведь они слышались так ясно, словно кто-то произнес их прямо ей в ухо.

Очередь движется вперед. Тощая блондинка излагает свой запутанный заказ терпеливо слушающей девушке, которая стоит за стойкой. Почему в таких местах все – и посетители и персонал – всегда так бледны? Лиана настороженно ждет, и, наконец, подходит ее очередь.

– Чем я могу вам помочь?

Лиана шарит в сумке в поисках своего списка.

Теперь ты походишь на страдающего запором хомяка.

– Вовсе нет. Извините, что вы сейчас сказали?

Светловолосая девушка за стойкой хмурится.

– Что?

Ану охватывает раздражение.

– Почему вы оскорбляете меня? Что я вам сделала?

На лице девушки отражается беспокойство.

– Я вас не оскорбляла. Я просто спросила, чего вы хотите.

– Но я слышала, как вы…

Только теперь, глядя на недоуменное лицо продавщицы, Лиана понимает, что никто с ней не говорит. Во всяком случае, здесь, в «Оттоленги». Те голоса, которые она слышит, звучат в ее голове.

Голди

Я почти сразу поняла, что мне не следовало этого говорить, но миссис Чадха смотрела на меня, ожидая разъяснений.

– Ты считаешь, что Реянешу не следует отправляться в эту поездку?

Я оглянулась на удлиняющуюся очередь покупателей – толстая женщина, стоящая за мной, то и дело нетерпеливо вздыхала – и вдруг начала сомневаться в том, что имела в виду. Это был просто дурацкий сон. Мне вообще не следовало открывать рот.

– Н-нет… – качаю головой. Не могу же я сказать миссис Чадха отменить поездку ее мужа из-за того, что привиделось мне во сне. И все же у меня никак не получалось избавиться от образа перед моим внутренним взором – его лицо под водой, глядящие на меня мертвые глаза. – Н-не знаю. М-может быть. Он мог бы поехать в другое время. Я… я…

Миссис Чадха наклонилась, и ее большие груди прижались к прилавку.

– Что ты видела? Скажи мне.

Снова открываю рот, пытаясь облечь неясный образ в слова.

– Я… я…

– Голди!

Я оглянулась и увидела ма, которая проталкивалась сквозь очередь, вызывая у покупателей новые раздраженные вздохи. Когда она добралась до прилавка, ее глаза скользнули по пинте молока и монете в один фунт, после чего остановились на миссис Чадха.

– Простите. – Мама взяла меня за руку. – Голди вам докучала?

– О, нет, – ответила женщина, покачав головой. – Нет. Я просто спросила…

Я кашлянула, и миссис Чадха, увидев мольбу в моих глазах, осеклась.

– Хорошо. – Мать повернулась ко мне: – Тебя не было добрых полчаса. Я думала, что тебя сбила машина, или похитили, или…

Она взяла молоко, забыла свою сдачу и потащила меня за собой из магазина.

Мы вместе шли по тротуару. Обычно ее было нетрудно перепутать со мной, потому что она была такой же маленькой и худенькой, но сейчас это было бы невозможно, поскольку мама была на сносях.

– П-прости, ма. – Я сощурилась от солнца. – Я… я не сразу поняла, что я…

– Тогда тебе нужно думать вместо того, чтобы… – Она остановилась, вздохнула и наклонилась ко мне, так что ее глаза оказались на одном уровне с моими. – Я беспокоюсь о тебе. Ты не такая, как все, тебе надо остерегаться, когда ты…

Я ждала, чтобы она договорила, сказала мне, в каком смысле я не такая, как все, чего мне надо остерегаться и почему мама так беспокоится обо мне. Вместо этого она, так и не закончив предложения, распрямилась, снова взяла меня за руку и отвела домой.

Скарлет

Что-то беспокоило Скарлет, что-то вроде камешка в туфле, который ей никак не удавалось вытряхнуть. На краю ее поля зрения мелькали образы, она слышала какие-то звуки, чуяла запахи, но все это были только намеки, ничего определенного. Иногда ей казалось, что она видит девочек, которых знает, у каждой из которых вьющиеся волосы: у одной светлые, у другой темно-русые, у третьей черные. Потом она поняла, что эти девочки все же ей незнакомы.

– Момент настал! – крикнула из кухни Эсме, как только Скарлет вошла в кафе и колокольчик над дверью звякнул. – Ты опоздала.

Девочка посмотрела на свои часы, торопливо шагая по скрипучему деревянному полу в сторону кухни. Она пришла вовремя.

– И вовсе я не опоздала, – сказала Скарлет, войдя в кухню. Вместе с ароматом корицы в воздухе витали звуки песни My Baby Just Cares For Me, которую пела Элла Фицджеральд. – Ты сказала мне прийти в шесть часов.

– Ну, всегда хорошо приходить на пять-десять минут раньше, – ответила Эсме. – Так ты демонстрируешь похвальное усердие.

Скарлет картинно закатила глаза.

– Бабушка, я же не твоя официантка, поэтому и пришла в шесть утра. Эти твои лентяйки не пришли бы в сюда в такую рань, даже если бы ты заплатила им вдвое больше. А я буду работать бесплатно.

– Верно. – Бабуля рассмеялась. – А где твоя мать?

Скарлет сглотнула.

– Она попросила меня сказать тебе, что устала и придет позже.

Женщина тут же нахмурилась.

– Она отпустила тебя одну?

Скарлет пожала плечами, и Эсме что-то пробормотала.

– Ты уже начала? – Внучка недовольно посмотрела на миску для замешивания теста. – Сколько профитролей ты уже испекла?

Бабушка опустила голову.

– Пять противней.

– Пять? Но это же…

– Шестьдесят штук, – закончила Эсме. – Я знаю. Я…

Скарлет вскрикнула.

– Но ты же обещала подождать меня, ты…

– Знаю, дорогая, прости. – У женщины был пристыженный вид. – Просто я была сама не своя от нетерпения и не могла ждать.

Скарлет сощурила глаза.

– Это ведь не ты, а я ребенок, который ждет не дождется Рождества.

Эсме засмеялась.

– Да, ты совершенно права. Тогда давай работать, нельзя терять ни минуты.

Три часа спустя они складывали сто шестьдесят восемь профитролей (во время выпекания Скарлет успела съесть несколько из них, сославшись на необходимость проверки их качества) с начинкой из заварного крема «Патисьер», корицей и мускатным орехом в башню, склеенную нитями карамели. Каждый профитроль был покрыт сахарной глазурью и обсыпан золотыми или серебряными блестками.