Улица милосердия - Дженнифер Хей

Он сообщил об этом подчеркнуто, как будто Тимми пытался убедить его в обратном. Казалось, ему нравилось рассказывать о себе. В рабочее время он занимался установкой автомобильных стереосистем в «Дэф джем саунд дизайн», но удовольствия эта работа ему не приносила. Раз за разом он монтировал типовые установки двух-трех видов для шпаны, у которой напрочь отсутствовало чувство стиля, их заботили только размер динамиков и насколько отупляющий уровень басов они могли выдать.

– Шпана, – повторил он. Он говорил с легким акцентом, непохожим на русский. Он мог быть из Чикаго или из Филы, из Детройта или из Нью-Джерси. Для Тимми он звучал как американец, ни дать ни взять.

Шпану не прельщали дикие модификации, которые Алекс сделал с собственной машиной, пересобранным «Гольфом»: кастомные короба для сабвуфера какой-то фантастической формы, деревянные рамы, которые он собственноручно выпилил и обшил стекловолокном. Можно сказать, что в мастерскую Северного Куинси, принадлежащую его дальнему кузену, Алекса в конечном счете привела скука. Кузен разрешил ему по-тихому использовать мастерскую в ночное время и по выходным для его настоящей работы.

Его настоящая работа, приносившая настоящие деньги, заключалась в установке обманок.

Он подвел Тимми к относительно новой «Тойоте Камри», припаркованной на задах мастерской.

– Это просто как пример, – сказал он. – У вас все будет немного по-другому. Все настройки уникальные. Вы не найдете двух машин с одинаковым кодом.

Если на свете и существовала машина отстойнее «Сивика», то для Тимми это была «Камри».

«Надо было покупать «Камри», – подумал он.

– По сути код состоит из четырех шагов, – сказал Алекс. – Их нужно выполнять строго по порядку, иначе ничего не сработает. Во-первых, все двери должны быть закрыты. Если у вас будет открыта водительская дверь, ничего не сработает. Так что, если вас тормознут, коп же не будет осматривать машину с закрытыми дверьми, а значит он не найдет дурь.

– Закрыть все двери, – повторил Тимми. – Понял.

– При этом надо, чтобы вы сидели за рулем, – сказал Алекс. – В сиденье встроен сенсор, он знает, если внутри кто-то есть.

Они забрались в машину: Алекс на водительское сиденье, а Тимми рядом с ним на пассажирское.

– Потом включаете обогрев заднего стекла, – сказал Алекс, нажимая кнопку. – Но тут есть фишка: одновременно с этим надо нажать еще вот эти две, – он указал на кнопки стеклоподъемников передней и задней дверей с пассажирской стороны.

Тимми нажал на одну, затем на вторую.

– Не-не, о-одновременно. – Парень очень волновался, чуть не трясся от какого-то маниакального возбуждения.

– Так? – спросил Тимми, зажав обе кнопки.

– Ага, но вы нарушили порядок, так что придется начинать сначала. Смотрите.

Алекс продемонстрировал все заново: включил обогрев с зажатыми кнопками стеклоподъемников.

– И все? – спросил Тимми.

– Не, теперь надо карточкой провести.

Он достал из нагрудного кармана пластиковую карточку и провел ей по центральной секции решетки кондиционера. На приборной панели с пассажирской стороны в месте, где должна располагаться подушка безопасности, бесшумно открылось отделение.

– Фига се. – Тимми заглянул в отделение. Небольшое, но для его нужд хватит с лихвой. – А что внутри? Дерево?

– Пробка, – сказал Алекс. – Она впитывает запахи.

– Охренеть. Какие-то штучки Джеймса Бонда.

Парень заерзал. В этот момент Тимми заметил, насколько тот все-таки молод, как он гордился своим изобретением и как недоверчиво принимал похвалу.

– Во сколько мне все это обойдется?

– Начальная цена восемь кусков. Это за два отделения, если нужно больше, то уже за доплату.

– Восемь? – переспросил Тимми. – Энди говорил пять.

– Пять было в прошлом году. Теперь восемь.

Торговаться смысла не было. Тимми понимал, что крыть ему будет нечем. Он сказал:

– Я привез только пять.

Алекс нахмурился, что-то прикидывая.

– Я могу взять половину вперед, – нехотя сказал он. Можно было подумать, что он так уж сильно рисковал, можно подумать, что целой сраной машины в качестве залога было недостаточно.

Тимми достал конверт из внутреннего кармана куртки.

– Много у тебя таких заказов?

– Не знаю, много – это сколько? Заказы есть.

Тимми прикинул, что если парень делал одну машину в неделю, то в месяц он заколачивал около тридцати тысяч. Наверняка у него есть подружка, которая любезно тратит их за него. Тимми в его возрасте был такой же: каждый заработанный доллар он прямо или косвенно тратил на то, чтобы кого-нибудь завалить.

– На здоровье, – сказал он, отсчитав наличные. С четырьмя тысячами в кармане парню просто проходу не дадут.

– СТАРШЕ, ЧЕМ НАСКАЛЬНАЯ ЖИВОПИСЬ, – СКАЗАЛ КОННОР. – Самая древняя форма письма, отвечаю.

Тимми сидел у Коннора в кресле, раздетый по пояс.

– Три тысячи двести лет до нашей эры. Самый ранний известный образец. – Коннор был знаменит своими идиотскими высказываниями о татуировках и их важности, как формы искусства. Он бил все татуировки Тимми, за исключением самой первой – орла на правом бицепсе. Тот орел был с ним со времен тренировочного лагеря на базе морпехов в Пэррис-Айленде, что делало его старше, чем сам Коннор.

– К каком-то болоте в Дании нашли чувака, и он оказался самым старым из всех людей. Кожа прекрасно сохранилась. Шестьдесят две татухи.

Критическое мышление Коннору было явно несвойственно. Информацию он черпал из старых журналов о татуировках, купленных на «и-Бэе», а во всех его историях была такая концентрация абсурда и нестыковок, что Тимми даже не пытался вслушиваться.

По спине скатилась тоненькая струйка теплой крови.

– Может, перерыв? – спросил Коннор.

– Да не, нормально, – сказал Тимми.

Сейчас они занимались большой, сложной татуировкой на спине, над которой работали уже долгое время. Каждые пару недель Коннор делал контур очередного куска или заливал цветом контуры с предыдущего раза. Все началось с размашистого кельтского креста, расположенного вдоль позвоночника Тимми, – поперечина тянулась от плеча до плеча. Тимми сам нарисовал его, на миллиметровке, чтобы соблюсти пропорции. Спина у него была немаленькая, и у Коннора ушло три часа только на то, чтобы набить контур. Закрашивать пришлось еще дольше. Тимми выбрал три цвета: черный, красный и зеленый. Он уже перестал считать, сколько часов провел у Коннора в кресле и сколько денег потратил.

В итоге крест вышел не таким, как он представлял.

– Да че не так-то? – спросил Коннор. У него был творческий темперамент, крайне чувствительный к критике.

– Он какой-то христианский…

– Это же крест, – сказал Коннор.

Крест стал проблемой с самого начала. То он казался слишком христианским, то слишком кельтским. Тимми боялся превратиться в своего отца, чьи сопливые сантименты по Ирландии вгоняли его в краску. Если там было так распрекрасно, то какого хрена все оттуда свалили?

Обсудив разные варианты, они с Коннором нашли решение. И решением стало добавить чернил. Коннор обрисовал контур вокруг креста, который должен был