Современный детектив. Большая антология. Книга 12 - Андреас Грубер

тем, как провалился в сон, было лицом Конрада Енсена. Он смотрел на меня, как всегда, с угрюмым и несчастным выражением. Я надеялся, что он мне что-то подскажет, но никакого ответа от него не получил. Его лицо, напротив, показалось мне особенно подавленным. Когда я сообщил, что все считают его смерть самоубийством, он молча покачал головой. Конечно, к тому времени я уже крепко спал.

День седьмой. Завещание — и потрясение

1

Первые два часа на работе в среду, 10 апреля, прошли довольно спокойно; я прочел о себе в газетах много лестного. Однако в двадцать пять минут одиннадцатого в мою дверь громко и нетерпеливо постучали. Открыв, я увидел ошеломленного эксперта-баллистика.

— Отчет готов, но должен предупредить, что выводы могут показаться довольно неожиданными! — выпалил он. Я был готов к такому повороту и жестом велел ему говорить. Баллистик взволнованно продолжал: — Пуля, убившая Конрада Енсена, выпущена из пистолета, обнаруженного в квартире, кольта сорок пятого калибра сорок седьмого года выпуска. Зато… — Эксперт развел руками и замолчал.

С невозмутимым видом я закончил фразу за него:

— Зато пуля, убившая Харальда Олесена, выпущена из другого пистолета, более старой модели, поэтому выходит, что орудия убийства у нас по-прежнему нет.

Баллистик бросил на меня восхищенный взгляд.

— Как вы, наверное, понимаете, у меня были основания полагать, что дело обстоит именно так. Можете еще что-нибудь рассказать о первом пистолете?

— Конечно! — воскликнул эксперт. — В первый раз стреляли тоже из кольта фирмы «Конгсберг», но, как вы совершенно верно заметили, более старой модели. Точную дату выпуска установить пока невозможно. Первые модели производились начиная с 1918 года и вплоть до войны, но после тридцатого года их выпускали сравнительно мало. По моим предположениям, пистолет, из которого убили Харальда Олесена, изготовлен в двадцатых годах. Тогда кольты под патрон сорок пятого калибра применялись часто, не в последнюю очередь в армии. Во время и сразу после войны на руках имелось значительное количество таких пистолетов, но более ранние модели тогда стали менее популярными.

Я незамедлительно сообщил, что выводы баллистика совпадают с одной из моих рабочих версий. Несомненно, так оно и было, если не считать того, что никаких рабочих версий у меня на тот момент не имелось.

Вскоре мне перезвонил эксперт-криминалист. Хотя его выводы оказались не такими яркими, они тем не менее представляли некоторый интерес. Учитывая температуру в комнате, точное время смерти по-прежнему оставалось неясным. Однако, по мнению эксперта, роковой выстрел произвели позже, чем мы решили вначале. Временные рамки составляли от девяти утра до часа дня. Скорее всего, смерть наступила между десятью и двенадцатью часами.

Пишущими машинками я занялся лично; как и предполагал, этот след завел меня в тупик. Предсмертная записка Конрада Енсена была напечатана на машинке одной из самых популярных в Норвегии моделей. Еще во время первых обысков в доме номер 25 на Кребс-Гате мы установили, что пишущие машинки имелись в трех квартирах. Машинка Лундов оказалась той же модели, что и та, на которой напечатали записку; у Сары Сундквист и Андреаса Гюллестада машинки были других моделей. Но и при этом условии трудно было прийти к каким-либо выводам, так как модель, о которой шла речь, оказалась очень распространенной, и найти ее не составляло труда практически в любой конторе. Такие же машинки могли стоять, например, в посольстве, спортивном магазине, университете.

Подумав обо всем некоторое время, я решил, что за последние несколько дней подобную записку не мог напечатать только один человек, а именно Конрад Енсен. Я все больше убеждался в том, что он не покончил с собой. И желание найти хладнокровного убийцу, который проник в квартиру одинокого человека и убил его, одолевало меня все сильнее.

В четверть двенадцатого, не выдержав неизвестности, я позвонил криминалисту, который по моей просьбе осматривал квартиру Конрада Енсена. Он нашел на двери мои отпечатки, а также отпечатки жены сторожа и Конрада Енсена, но больше никаких. Я поблагодарил его за затраченные усилия и велел себе запомнить: для того чтобы поймать убийцу, технических улик будет недостаточно.

2

Едва войдя в конференц-зал юридической фирмы «Рённинг, Рённинг и Рённинг» на Идун-Гате, я ощутил напряженную обстановку. Я приехал за пятнадцать минут до вскрытия завещания. Ни самого завещания, ни Рённинга-младшего пока не было, зато в зале стояло шесть рядов кресел с прямыми подлокотниками. В дальнем от входа конце имелось небольшое возвышение с кафедрой. В зале уже собрались соседи и родственники покойного. Лунды сидели отдельно, на крайних левых креслах в первом ряду; племянница и племянник Харальда Олесена расположились в третьем ряду. Жена сторожа вкатила инвалидную коляску Андреаса Гюллестада и устроила его в третьем ряду с краю, а сама предусмотрительно села за ним, в четвертом ряду. Перед тем как сесть, она сняла потертое зимнее пальто, аккуратно сложила его и убрала в нейлоновую сумку.

Увидев меня, жильцы закивали и замахали руками. Я молча обошел их и каждому пожал руку. Жена сторожа была явно взволнована, но старалась сдерживаться. Андреас Гюллестад, как всегда, выглядел хладнокровно и улыбался: ему не из-за чего было волноваться. Мне показалось, что фру Лунд немного не по себе; она все время озиралась, в то время как Кристиан Лунд сидел с невозмутимым видом. Я невольно восхитился его самообладанием, но оно отказало ему, когда без десяти двенадцать в зал вошла Сара Сундквист. Студентка демонстративно села отдельно от всех, справа в последнем ряду; казалось, она избегает смотреть на Лундов.

Без четырех минут двенадцать дверной проем заполнила красивая фигура Даррела Уильямса. Он вошел очень быстро, на ходу снимая меховую шубу, и сел в том же последнем ряду с краю, ближе к выходу. Услышав скрип двери, все присутствующие инстинктивно развернулись. Соседи приветствовали Уильямса кивками. Я вдруг обратил внимание, как напряглись брат и сестра Олесен. Они не сводили с него взглядов. Особенно долго смотрела на него племянница, а потом отвернулась. В их поведении я не усмотрел ничего странного; едва ли они встречали американца раньше. Более того, вскоре после Даррела Уильямса в зал вошел еще один человек, приковавший к себе всеобщее внимание. Все стихли, когда он взошел на кафедру, держа в руках большой запечатанный конверт.

Я догадывался, что Рённинг-младший постарается выжать из создавшегося положения все, что только возможно. Он меня не разочаровал. Младший партнер фирмы вошел в зал без одной минуты двенадцать. Он оказался молодым человеком в пенсне, невысоким и щуплым, но крайне самоуверенным. Я сразу заметил его дорогой костюм,