Его повесили на площади Победы - Лев Симкин

20 или 21 ноября 14 сотрудников штаба Еккельна, специально направленных за пределы латвийской столицы, нашли неподалеку от железнодорожной станции Румбула на линии Рига — Даугавпилс приглянувшееся им местечко. На пригорке, в 250 метрах от станции, в лесополосе, в песчаном грунте, облегчавшем задачу в заморозки, были вырыты ямы. Руководство земляными работами Еккельн поручил унтерштурмфюреру СС Эриху Гемикеру. 300 советских военнопленных под надзором немцев и местных полицаев изваяли эти шесть фигурных углублений, напоминавших перевернутые пирамиды. На одной из стен каждой ямы был оборудован спуск. Их общая вместимость позволяла уложить 28 тысяч трупов.

Лозе все-таки попытался предотвратить расстрелы. 15 ноября он послал запрос в министерство Розенберга: должны ли учитываться интересы экономики, когда речь идет о судьбе еврейского населения? Но Розенберг поставил этот вопрос перед Гитлером с опозданием, 14 декабря, то есть уже после уничтожения Рижского гетто. Тот ответил, что это евреи развязали войну и в последствиях они должны винить только себя. 18 декабря Лозе получил ответ из министерства: экономические соображения не должны влиять на решение еврейского вопроса.

27 ноября в северной части гетто четыре квартала обнесли колючей проволокой. Этот забор ограничивал Малое гетто, фактически трудовой лагерь, туда перемещались трудоспособные мужчины. Остальных якобы должны были отправить в другое место на более легкие работы. Малое гетто позволило избежать смерти в румбульских акциях примерно 5 тысячам рижских евреев, главным образом мужчинам в возрасте от 16 до 60 лет. Впрочем, ненадолго. Около 2 тысяч узников Малого гетто покоятся в общей могиле на Старом еврейском кладбище. Правда, в 1960 году все надгробия были снесены и на их месте разбит Парк коммунистических бригад, который сейчас, разумеется, называется как-то иначе.

29 ноября во второй половине дня в конференц-зале Рыцарского дома Еккельн созвал собрание офицеров, на котором информировал их о предстоящей ликвидации гетто. В тот же день местным полицаям было приказано быть готовыми на следующее утро конвоировать евреев к станции Румбула. Полицаям был дан приказ расстреливать всех, кто отстанет от колонны либо попытается бежать.

Но первыми жертвами стали евреи из рейха. Поздно вечером того же дня в Ригу прибыл состав, доставивший около тысячи берлинских евреев, в большинстве своем ветеранов Первой мировой, награжденных за храбрость. Их полагалось направить в Терезиенштадт, в особый показательный лагерь, куда согласно указаниям СС до сих пор высылали евреев-орденоносцев. Поезд отвели на запасный путь. Приказа убивать не было, решение принял Еккельн самолично. Он просто не знал, что с ними делать, ведь гетто еще не успели расчистить от рижан. Ранним утром 30 ноября вагоны освободили от живого груза, и берлинцев погнали к ямам в Румбуле.

Когда Гиммлер узнал, что берлинских евреев привезли в Ригу, он, зная характер Еккельна и прогнозируя его действия, попытался предотвратить их расстрел, отдав соответствующий приказ Гейдриху. Но — не успел. Вероятно, его указание вовремя не дошло до Еккельна. Тем не менее Гиммлер отнес действия подчиненного к «политически необдуманным поступкам». 1 декабря он связался с Еккельном: «С евреями, которых переселили в область Остланд, следует обращаться соответственно только после моего личного распоряжения, отданного Главному управлению имперской безопасности. Я буду наказывать за нарушение моих приказов и за все односторонние акты». Однако не наказал. Сработал — на сей раз самым страшным образом — вечный принцип любой административной вертикали: «перебдеть всегда лучше, чем недобдеть».

В 6 часов утра 30 ноября около 1700 человек из полиции порядка, СД и латышской вспомогательной полиции шли от блока к блоку, от дома к дому, будили евреев и выгоняли на улицу. Перед «акцией» рижские полицейские были материально простимулированы — им предоставили возможность приобрести за копейки «жидовские вещи».

Тех, кто отказывался выходить, расстреливали на месте. Колонны по тысяче человек, пятеро в каждом ряду, выводились через проходы в ограде с интервалом примерно в полчаса. Каждую колонну охраняли около 50 полицаев с карабинами наизготовку. Больных, калек и стариков везли в синих автобусах.

«В 1938–1939 годах Рига закупила большое количество современных автобусов у английской фирмы „Лейланд“ и немецкой „Заурер“… Часть этих автобусов была отдана летом 1941 года „команде Виктора Арайса“… Каждый понедельник утром „команда Арайса“, все наполовину пьяные, выезжала вооруженная и с ящиками водки из рижской префектуры на „работу“ на периферию и давала там свои кровавые „гастроли“… „Команда Арайса“ к осени 1941 года практически очистила Латвию от евреев — они оставались только в Риге» (из воспоминаний Абрахама Шпунгина). Сколько мирных жителей расстреляло подразделение Арайса, мы не знаем, но приблизительные подсчеты американского историка Андриевса Эзергайлиса показывают, что никак не менее 30 тысяч. В 1942 году Арайса с его командой переводят на восток для борьбы с партизанами, а иногда и для участия во фронтовых операциях.

Первая колонна рижских евреев достигла Румбулы в девять утра. На поляне у кромки леса стояли деревянные ящики для их поклажи. При дальнейшем прохождении сквозь строй заставляли раздеваться — полностью или до нижнего белья. Многие до самой ямы прятали на теле драгоценности, ради которых их и раздевали. В кольце оцепления снова стояли ящики, куда обреченные бросали все, что донесли до ямы. Поняв, что будет дальше, многие рвали перед ямой деньги и бросали в снег.

Эти кошмарные детали — из показаний одного из участников «отряда Арайса» Арнольда Лаукерса, капитана латвийской буржуазной армии, в том же звании зачисленного в Красную армию, а в августе 1941 года добровольно вступившего в «команду Арайса». В день расстрела в Румбуле он был распорядителем продовольствия и прибыл туда с продуктами и водкой для начальствующего состава. Немцы и полицаи из местных, участвовавшие в акциях, то и дело принимали на грудь. Рядовые полицаи получали пол-литра, офицеры — литр водки ежедневно. К вечеру благодаря алкоголю и наступлению темноты стрельба уже не могла быть достаточно меткой.

Каждой жертве полагалась одна пуля. Маленьким детям пули не полагалось — их укладывали в яму живыми.

На допросе 14 декабря 1945 года Еккельн отвечал на вопрос: «Кто являлся непосредственным исполнителем этого злодеяния?»

— Расстреливали евреев 10 или 12 немецких солдат из СД, фамилий их я не знаю. Полицейские гнали к ямам. Сам три раза присутствовал на расстрелах.

На самом деле Еккельн отрядил на «акцию» сотрудников своего штаба. И лично их контролировал. В их числе был и известный нам оберфюрер СС Йоханнес Цинглер, вслед за Еккельном переведенный в Ригу. Там он поначалу продолжал исполнять обязанности курьера, а позже стал заведовать гаражом. 29 ноября Еккельн вызвал Цинглера к себе и сказал, что тот должен будет принять участие в расстрелах евреев и таким образом проявить себя («показать, чего он стоит»). Цинглер в ответ попросил отправить его на фронт, чтобы проявить себя там. Но Еккельн в ответ заметил, что Цинглер при нем состоит не как обычный солдат, а как человек на испытательном сроке. И добавил, что если Цинглер хочет увидеть еще раз свою семью, то должен выполнять его приказы.