Его повесили на площади Победы - Лев Симкин

Но главный спор разгорелся у Розенберга с Гиммлером, считавшим его теоретиком и пустым мечтателем. Гиммлер внес предложение сделать высших фюреров СС и полиции постоянными заместителями рейхскомиссаров. «Предложение, — с гордостью записал в свой дневник Розенберг, — было вычеркнуто фюрером в соответствии с моим обоснованием».

Между ними и дальше, по словам Розенберга, продолжалось «недопонимание» и даже «стычки в связи с посягательствами Гиммлера, который любыми средствами пытается утолить присущую ему жажду власти, пусть и закулисной».

Тем не менее рейхсфюрер СС добился права через «высших фюреров» «отдавать директивы рейхскомиссарам по вопросам обеспечения политической безопасности». Так возникло своего рода двоевластие. Нет ни малейших сомнений в том, что высшие фюреры СС и полиции были главными организаторами нацистского террора на оккупированных территориях. Но и Розенберг с его рейхскомиссарами тоже несут ответственность за все, что там происходило, — сотрудники рейхскомиссариатов участвовали во всех совещаниях, на которых принимались роковые решения.

На июльском совещании у фюрера ломались копья по поводу кандидатур в рейхскомиссары — шла борьба за влияние. Геринг предложил Коха на пост рейхскомиссара Остланда, куда вошли Литва, Латвия, Эстония и северные области Белоруссии. Но его кандидатура не прошла. Этот пост занял Генрих Лозе. Высшим фюрером СС и полиции в Остланде был назначен Ганс Адольф Прютцман, обергруппенфюрер СС и полицейский генерал, будущий организатор «Вервольфа».

Кох был послан рейхскомиссаром на Украину. Так после драки на партийном съезде 1936 года вновь сошлись, пусть и ненадолго, их с Еккельном пути.

«После того как Гиммлер посетил Украину, он вызвал меня в Берлин, куда я прибыл… с докладом, и определил, что я должен возглавить служебный аппарат высшего фюрера СС и полиции в Остланде», — говорил Еккельн на суде.

Следствие и суд, разумеется, интересовало, чем объяснялась кратковременность пребывания Еккельна на Украине. Как он объяснил, «не нашел общего языка» с рейхскомиссаром Украины гауляйтером Эрихом Кохом, и тот добился его перевода. Видимо, в тот самый приезд Гиммлера в Киев.

В это легко поверить — вряд ли Кох мог забыть тот инцидент в Нюрнберге. К тому же Кох имел репутацию человека грубого, в руководстве НСДАП его прозвали «второй Сталин». И у Еккельна характер был не из легких — два медведя в одной берлоге. Его сотрудники, допрошенные в ходе людвигсбургского следствия, все как один говорили о его дурном нраве, о том, как у самых близких ему подчиненных постепенно испортились с ним отношения. Тот же Дегенхардт: «Еккельн среди нас имел очень плохую репутацию, чего нельзя сказать о его преемнике Прютцмане». А ведь Прютцман был тоже не ангел, хотя Штреккенбах и называет его «изворотливым и ловким».

Немцев в Прибалтике ждали. Подпольные группы в первые дни войны обстреливали отступавших красноармейцев. Ригу немцы заняли 1 июля 1941 года и были встречены с цветами и хлебом-солью, народными гуляниями и шествиями в национальных костюмах с германскими и латвийскими флагами. Только евреи в этот день боялись выходить на улицу.

Уже 2 июля объявили о регистрации всех рижских евреев. До 1 августа в городе зарегистрировались 24 625 евреев — 10 тысяч успели эвакуироваться. В паспорт зарегистрированным ставился продолговатый штамп с надписью «žīds» («жид»). С этого момента евреи обязаны были носить на груди слева желтую шестиконечную звезду диаметром 10 сантиметров.

В латвийских паспортах не было графы «национальность», а в новых советских — была, но не все новые граждане СССР успели поменять паспорт. Поэтому «активисты» обходили дома в поисках евреев, а дворники показывали им двери еврейских квартир[5].

Что их ждало дальше? На оккупированных нацистами территориях до начала войны с СССР евреев отправляли в гетто и использовали как даровую рабсилу. Рейхскомиссар Остланда Генрих Лозе не собирался ничего менять. Он хотел организовать в Риге гетто, как в генерал-губернаторстве, то бишь Польше. Однако у него возникла оппозиция в лице бригадефюрера СС Вальтера Шталекера. Вместе с силами вермахта в Латвию вошла и возглавляемая им айнзатцгруппа А в составе 900 человек. Он-то и возражал против политики Лозе, считая, что она противоречит инструкциям, полученным айнзатцгруппой. Ведь в Польше от евреев не было серьезной опасности, в отличие от их соплеменников в Остланде — «сторонников большевистской идеи».

Шталекер — еще один интеллектуал-антисемит, доктор права, изучавший юриспруденцию в Тюбингенском университете в начале 1920-х. Именно в это время установились его контакты с другими будущими командирами айнзатцгрупп и зондеркоманд. Академическая молодежь, как ни странно, в те годы активно поддерживала нацистов. Гёттингенский университет стал оплотом национал-социалистической партии, местное отделение штурмовых отрядов (СА) насчитывало немало студентов, и во время выборов национал-социалисты набирали в Гёттингене больший процент голосов, чем в среднем по стране.

«Саботаж и террористические действия могут ожидаться… именно от евреев, которые используют любую возможность для создания беспорядка, — писал Шталекер в меморандуме от 6 августа 1941 года. — Острая нужда в умиротворении восточной территории делает необходимым устранение всех возможных источников беспорядка».

До поры аргументы Шталекера не принимались в расчет. Покуда в Остланд не прибыл новый высший фюрер СС и полиции — Еккельн. Предыдущий — Прютцман — хотя и несет ответственность за первые расстрелы евреев в июле 1941 года в окрестностях Риги — в Бикерниекском лесу, поддерживал намерение Лозе создать гетто.

13 августа 1941 года под грифом «Совершенно секретно» Лозе подписал «Временные директивы по обращению с евреями на территории рейхскомиссариата Остланд». Евреям запрещалось все: «Пользоваться тротуарами, общественным транспортом, автомобилями. Пользоваться местами и заведениями отдыха (курорты и плавательные бассейны, парки и парковые зоны, игровые и спортивные площадки). Посещать театры, кинотеатры, библиотеки и музеи. Посещать школы любого типа». Их имущество подлежало конфискации (за исключением того, общая стоимость которого не превышала 100 рейхсмарок). Устанавливался запрет на профессии: врачи-евреи и дантисты-евреи могли принимать только евреев, евреям-аптекарям и евреям-ветеринарам практика запрещалась вовсе.

Это было только начало. Потом было создано гетто, под которое выделили 12 кварталов в Московском форштадте, неевреев (7 тысяч) оттуда переселили, а туда загнали вчетверо больше людей. При переселении туда разрешалось взять с собой один стул на человека, одну кровать на двоих, один стол и один платяной шкаф на семью. Для организации рабсилы Рижский департамент труда образовал специальное управление труда евреев. В семь утра надзиратели уводили колонны к местам работы и в шесть вечера приводили обратно. Работодатели должны были перечислять деньги на счет гетто: оккупанты рассматривали гетто как самофинансируемое и весьма прибыльное предприятие.