Дагестанская сага. Книга II - Жанна Абуева

Большие серые глаза мальчика смотрели на мир серьёзно и пытливо, да и сам он был серьёзный и степенный, унаследовав от матери присущие ей выдержку и уравновешенность.

Если Арсен не прятал обыкновенно своих эмоций, воспринимая окружающий мир с одинаково шумным восторгом и максимализмом, то его брат вполне умел скрывать свои чувства за внешней невозмутимостью и кажущимся равнодушием, хотя на самом деле вовсе не был равнодушным, а просто в какой-то момент понял, что проявлять свои чувства совсем не обязательно.

Братья были ещё далеки от времени, когда друзья каждого становятся друзьями общими, и потому у обоих имелись собственные друзья, соответствовавшие их темпераменту.

Друзья Шамиля принадлежали к категории «домашних» детей, которых родители считали нужным занять музыкой, рисованием, спортом или даже бальными танцами, кружок которых активно функционировал в буйнакском Доме пионеров. Возглавляла его неутомимая, энергичная Галина Михайловна Диденко, колоритная дама неопределённого возраста, чей крошечный рост нисколько не мешал её кипучей, бурной деятельности на посту директора.

Как сам Шамиль, так и его закадычные друзья Русик, Тимур и Мурад во всём были примером и никоим образом не создавали родителям неудобств в плане укора в плохом воспитании.

Друзья Арсена были, как и он, подвижными, бойкими и шкодливыми и чувствовали себя на улице гораздо лучше, нежели дома или в школе. С Ханчиком, Абиком, Михой и Зауром Арсен мог часами гонять в футбол, или отправиться на речку, или, перелезши через изгородь, полакомиться в чужом саду яблоками, словом, в равной степени они обожали и свежий воздух, и озорство ради самого озорства. Это не означало, что для окружающих они были хулиганами, каковыми они и в самом деле не были, как не были и благовоспитанными, прилежными чадами. Это были обычные, живые, подвижные мальчишки, которых родители в меру баловали и в меру наказывали.

В отношении строгости наказания мнения у Арсена и у его матери Фариды принципиально различались. Фарида, раздражённая многочисленными жалобами школьных учителей, зачастую теряла терпение и, забыв о методах и приёмах педагогического воздействия, рекомендованных известными педагогами Песталоцци, Ушинским и Макаренко, в сердцах хваталась за старый ансаровский ремень и принималась бегать по всему дому за младшим сыном, который, ловко уворачиваясь от неумолимых взмахов ремня, отчаянно вопил в притворном ужасе:

– Ай-яй-яй, мамочка, что ж ты делаешь! Ты забыла, что я родился восьмимесячным и обвитым пуповиной?! Меня бить нельзя!

Устав гоняться за сыном, Фарида со вздохом убирала ремень, не забывая при этом пригрозить ему:

– Вот подожди, я всё расскажу твоему отцу, паршивец ты этакий, пусть он с тобой разбирается!

Арсен, поняв, что гроза миновала, тут же выбегал во двор или на улицу, где его поджидали гораздо более положительные эмоции, а позже возвращался обратно в дом, стараясь незаметно прошмыгнуть в свою комнату и гадая, доложила или нет мать отцу о его проделках.

Имран не особо вникал в процесс воспитания сыновей и, обращаясь к ним с дежурным вопросом: «Как там у вас в школе дела?», не очень-то и вслушивался в ответы, звучавшие у обоих одинаково: «Нормально!», что на самом деле положительно разнилось по своей сути. «Нормально!» Шамиля и «Нормально!» Арсена были столь же разными, как и они сами, однако Имран, вполне довольствуясь ответом, не слишком над этим задумывался. Иногда Фарида, обозлённая проделками младшего сына, ставила мужа в известность о них, и тогда, призвав к себе Арсена, Имран грозно сдвигал брови и говорил с металлическими нотками в голосе:

– Ты что же это, негодник, себе позволяешь, а? Тебе не достаточно сказанного одного раза? Или ты не понимаешь русского языка? Может, тогда другой язык поймёшь? Иди-ка сюда ближе!

Влепив сыну подзатыльник, по его мнению, необходимый для воспитания, Имран завершал свою речь грозным рыком:

– Вон отсюда! И чтоб на глаза мне не попадался, а то…

Арсен, удовлетворённый тем, что всё уже позади, вылетал из комнаты, не дослушивая, что же будет «а то…».

Шамиль счастливо избегал подобных сцен, почти не подавая к ним повода, а если видел, что отец рассержен, предпочитал укрыться где-нибудь, благоразумно выжидая, пока гроза минует и Имран вновь обретёт обычное своё расположение духа.

Отношения с девочками были у Шамиля скорее сложными, чему способствовали природная его флегматичность и неожиданно проснувшееся в нём чувство собственного достоинства, не позволявшее ему поворачивать в их сторону свою голову, а тем более разговаривать с ними. Если девочки его и интересовали, то он никоим образом этого не показывал, но, когда Русик передал ему слова, сказанные о нём Женей Рашидовой, одноклассницей, втайне занимавшей мысли Шамиля и заявившей безапелляционно: «Красивый мальчик, но слишком уж корчит из себя принца! Все девочки так считают!», он был сильно уязвлен и ещё больше замкнулся в своей демонстративной неприступности. Столь нелестная оценка в одинаковой степени его расстроила и покоробила, заставив, однако, задуматься над тем, как он выглядит в глазах окружающих. Ему очень не хотелось казаться принцем, и Русик, заметив, как помрачнел его друг, посоветовал ему держаться с девочками проще.

– Они думают, что ты слишком о себе высокого мнения, потому что не знают тебя по-настоящему! Ты должен их переубедить!

– Да кто они такие, чтобы я их переубеждал! – с досадой воскликнул Шамиль. – Слишком много чести!

– Они такие же люди, как и мы! – сказал Русик, у которого было четыре сестры, и он был с ними очень дружен.

– Я не говорю, что они не люди, – вспомнив о Марьяше, поспешно произнёс Шамиль, – просто они сами чересчур много о себе воображают!

– И всё-таки держись проще! – повторил Русик. – Вот увидишь, они изменят своё мнение, им ещё станет стыдно, что они так говорили!

Поразмыслив, Шамиль решил всё же последовать совету друга. Увидев на следующий день по дороге в школу Женю, он поравнялся с ней и сказал, стараясь придать своему голосу как можно больше непринуждённости:

– Привет! Как дела?

– Нормально! – опешив, ответила девочка, никак не ожидавшая вопроса.

– Смотрела вчера по телику «Гусарскую балладу»? – продолжал Шамиль как ни в чём не бывало.

– Смотрела… Тебе понравилось?

– Да, а тебе?

– И мне тоже!

После некоторой заминки мальчик спросил:

– У нас ведь первый урок алгебра?

– Угу… Так боюсь, что меня спросят!

– Не бойся, если что, я тебе подскажу!

– Хорошо! – ответила Женя, не веря своим ушам.

– Что это с ним? – сказала она позднее подружкам. – Так изменился, совсем по-другому себя ведёт и уже не корчит из себя принца!

– Девочки, наверное, мы его просто не понимали! – авторитетно заявила староста класса Рая Умарова. – Бывает же так, что кажется один человек, а на самом деле – другой!