Альма. Ветер крепчает - Тимоте де Фомбель

Баако и Ээко восхищены уверенностью их главного.

Гардель подходит к Авоши и шепчет ему на ухо. Он тихо перечисляет товары. Никогда он не предлагал столько за невольников.

– Вот всё, что я могу дать, – говорит он.

Авоши поворачивается к нему лицом.

– Это за ребёнка, который родится. А что вы дадите за двух, которые перед вами?

Гардель вздыхает. Пот катится у него со лба, попадает в глаза.

Невозможно не заметить, что он готов на всё.

– За остальных даю в два раза больше.

– За каждого двойную цену?

– Да, – говорит Гардель, как околдованный.

– И ещё пирогу, чтобы довезти груз по реке до холмов Кумаси, где я живу?

– Хорошо. Дам ещё пирогу.

– И три надёжных ружья, чтобы стеречь мой груз?

Гардель не узнаёт самого себя.

– Да.

Авоши вспоминает все лишения последних месяцев. Бесконечный путь. Теперь он может вернуться домой. Его встретят как короля.

– Отведите их в мою комнату в форте, – говорит Гардель, всё ещё в жару. – У меня есть люди для охраны. На борт я их отправлю ночью.

Он боится, как бы не вернулся Монтагер. Французский губернатор Виды направляет лучший товар своему зятю, который ведёт дела в этих краях. Нельзя, чтобы они пронюхали про око.

– Пройдёшь через склад на пляже, там тебе заплатят, – говорит Гардель, приближаясь к око.

Сум бросается к матери, прижимается к ней. Нао обнимает его, укрывая рукой. Между их ногами распускаются тёмные цветы.

29. Море

Стемнело. Мози идёт по пляжу вдоль клеток с невольниками. Он вглядывается в каждого по очереди. На многих железные ошейники, другие скованы по двое за лодыжки. Дети бегают среди скрюченных тел.

В те времена, когда Мози звали Моисей Аркан, он не глядел на тех, кого забирал. Они были как трава: бродишь по саванне в ней по пояс и срываешь свободной рукой. Одну травинку бросишь, другую сунешь в рот – так и сеешь их позади. Сколько сорвал в итоге? Не узнать. Тогда об этом не думал.

Мози только что обшарил темницы английского форта Вильямс, что напротив французского Сен-Луи в Виде. А несколько дней назад проделал то же самое на португальском рынке. Всех невольников вывели, чтобы вымыть и побрить. Он ходил между ними, спрашивал, чтобы ему показали детей. Сына никак не найти.

Мози не может больше ждать. Лам где-то на побережье, его вот-вот заведут на корабль. А «Нежная Амелия» уже которую неделю стоит на якоре. Дальше Мози пойдёт сушей. За три дня доберётся до Порто-Ново и больше нигде не задержится. Он отыщет Лама. До того, как дожди приоткроют долину, ещё несколько лун. Он пересечёт расщелину вместе с сыном. Возможно, будет ночь. Он издали увидит дом. Разбудит уснувшего на плечах Лама.

– Мы дошли.

Он спустит его на землю и возьмёт за руку. Они войдут на цыпочках, так что никто не услышит. Мози уверен, Альма проснётся первой:

– Это вы?

Предводитель гребцов из Шамы сидит со своими людьми на песке у костра, вдали от невольников. Мози садится рядом. Тот не глядит на него, будто не замечает.

– Я знаю, что́ ты мне скажешь, – говорит он чуть погодя.

Мози слушает, смотря на угли.

– Все эти дни я наблюдал за тобой. Ты лучший из нас. Ты знаешь волну. Но я вижу, что ты здесь не ради неё.

– Не ради кого?

– Волны.

– Ты прав. Я здесь не ради волны.

– Ты уходишь.

– Да.

– Подожди ещё. Останься только на ночь. Море неспокойное. А нам везти на корабль двух невольников. Ты мне нужен.

Мози поднимает голову.

– Двух невольников?

– Да, лично для капитана.

– Где они?

– В форте Сен-Луи.

В глазах Мози вновь вспыхивает надежда. Она, робкая, загорается всякий раз, когда он приходит в новое место.

– Их привели сегодня охотники ашанти.

Мози спрашивает:

– И давно ли ашанти приходят к самому морю?

Главный не отвечает.

– Ребёнок там есть?

– Да, – отвечает тот с улыбкой.

– Ему лет десять? – спрашивает Мози.

– Младше. Настолько младше, что ещё не родился.

Мози встаёт. Глаза его уже потухли.

Главный окликает его:

– Постой! Там беременная женщина со взрослым сыном. Погоди немного, и я заплачу тебе, как только их отвезём.

– Я не хочу, чтобы ты мне платил. Я ухожу. Ты мне ничего не должен.

Мози пропадает во мраке, удаляясь от милых лиц, которые в ту ночь были так близко.

Позже, когда гребцы подводят пирогу с двумя око к кораблю, они с удивлением видят пришвартованную к нему шлюпку, вернувшуюся с задания.

Вожеланд с помощниками сделал невозможное. На пляже Порто-Ново, в считаных милях отсюда, их поджидают две сотни невольников. Нужно будет только расплатиться – пока что обещанные за них товары лежат в трюме «Нежной Амелии». Местные продавцы даже оставили у себя Авеля Простака и бондаря Тавеля в качестве залога. Их освободят, только если им заплатят.

Услышав эту чудную новость, Гардель решает, что пора сниматься с якоря. С первыми рассветными лучами он начинает погрузку купленных в Виде невольников. Двух пирог из Шамы мало, чтобы всё успеть. Ищут другие лодки, способные несколько раз пересечь бор туда-обратно. Привлекают весь экипаж. Даже Жозефа Марта.

Едва рассвело. Собирается дождь. Жозеф впервые за долгие месяцы удаляется от «Нежной Амелии». Он на носу одной из пирог.

В длинной череде трагедий, которые несёт работорговля, этот миг – самый пронзительный.

Постепенно на пляже возникают тени. Невольников ведут к морю, по нескольку человек. Вот они заходят в воду. На время отправки почти всех заковали в цепи. Из-за тяжёлых пут они не могут взобраться в раскачиваемые волнами пироги. Матросы орут на них со всех сторон.

Невольники мокнут под дождём. Каждый ловит глазами берег. На плечи сыплются удары. Большинство ни разу не видело моря. Волны бьются, мешая забраться в лодку. Они ещё чувствуют под собой землю. Ноги вязнут, скользят по песку под водой. Они ещё здесь. Порой, когда кто-то падает, тот, кто с ним скован, чуть отступает назад, чтобы хоть немного задержаться на берегу. Тогда их силой затягивают в лодки. Ноги скользят. Их вырвали из этой земли. Они больше не чувствуют её под собой.

Их затолкали на дно пирог.

Всё кончено.

Белая кромка их континента уходит вдаль. Им кажется, будто между деревьев сверкают миллионы светлячков: глаза предков, глядящих им вслед.

Некоторые пытаются броситься из пирог в воду.

Акулы – мелочь в сравнении с полной неизвестностью.

Куда нас везут? Что с нами сделают?

Впереди встаёт блестящая от дождя «Нежная Амелия». Ей снова нарастили