Пожарная застава квартала Одэнматё - Дмитрий Богуцкий

— Не отчаивайся, — сказал господин Садовник. — Он на всех производит такое впечатление. Человек, соразмерный всему и каждому. Помню, как мой батюшка принимал его в нашем доме. Как князя. А он играл вечерами с мальчишками на заднем дворе…

Господин Садовник вздохнул.

— Уходя, он дал мне рекомендацию. Он рекомендовал мне вас. Как вы знаете, носильщик моих сандалий умер от кровавого поноса. Ему некому наследовать, он последний сын в семье. И я могу предложить его место вам. Это немного, но это то, что я могу. Я вижу, вы сомневаетесь? Примите это как дружеский подарок старика, гм… Такэдзо. Я дам вам приличные ножны для вашего меча. Соглашайтесь.

Надо сказать, что я согласился далеко не сразу.

Но с тех пор мы всегда были вместе с господином Старшим Садовником.

Ни о каких походах вне страны с тех пор не упоминалось.

Князь Мацукура вскоре после этого дела был обвинен в небрежении своими княжескими обязанностями, лишен места и сослан. Юи Сосэцу был одним из немногих, кто отправился вслед за господином в изгнание и кто оставался рядом с ним до самой казни Мацукура в изгнании по приказу Ставки за ненадлежащее воину поведение. Потом я очень долго ничего о нем не слышал. До тех самых пор, пока он не появился однажды ночью в лесу у замка Какэгава с предложением соблазнительным и смертоносным…

С той войны прошло так много лет. И Миямото Мусаси, и Юи Сосэцу, и сёгун тех лет уже мертвы и пребывают в милости будд. Я редко вспоминаю те времена. Слишком горько падение надежд и разрушение юношеских грез о славе.

Можно ли сказать, что я ученик сэнсэя? Иногда я позволяю себе надеяться на это. Или обманываться на этот счет. Но может быть, его последним учеником был Юи Сосэцу?

Я не могу этого знать.

Но именно сэнсэй открыл мне дорогу в жизни, дал нужные наставления и опыт. И даже теперь, когда моя жизнь уже клонится к закату, я надеюсь, что буду достоин того, кем он был и каким я его знал, до самого моего конца, каким бы он ни стал. Я знал его, и это одна из величайших опор в моей неукорененной жизни.

Глава 13. На пути в Эдо. По дороге с надежными врагами.

Меня выпустили из узилища через несколько дней.

Я не дождался ни приказа умереть, ни людей, что должны были бы меня убить.

Ревизор ставки давно уехал. Больше ничего заметного не случилось. Или, может быть, пока ничего.

Мне вернули Хання-Син-Кё, длинный меч господина старшего садовника, и приказали ждать распоряжений на своем месте в казарме, никуда не уходя.

Оказывается, пришли приказы из княжеской усадьбы в Эдо. Там требовался опытный садовник для устроения модного сухого сада. И господин старший садовник добился, чтобы в Восточную столицу отправили именно меня.

Вот и изменилась моя судьба. Сильно позже я узнал, что окончательным все же оказалось заступничество именно господина главного садовника — прочие были больше склонны увидеть еще одно сэппуку. А послать в столицу можно было и кого другого. Но господин старший садовник был дальним родственником правящего престарелого князя, родственником, коротающим почтенные пожилые годы на необременительной должности, но все же именно родственником, и его мнение не посмели проигнорировать.

Отряд с обычными дарами княжества для усадьбы в Эдо должен был отправляться вскоре. Я должен был уйти с ними.

Я выступил в Эдо через пять дней после похорон Накадзимы, когда зацвела слива в замковом саду. Уходить в такую пору было тяжело. Десять лет мы здесь прожили после переезда из Суруга. Я, оказывается, прирос к этому месту, хотя ни я не любил его, ни оно, судя по всему, меня не любило.

Я сдал комнату и постель старшему по казарме — все, что мне было нужно, я уносил с собой. Когда я вышел в темное прохладное утро, солнца еще не было. Соседи еще спали, старший по казарме поклонился мне, когда я сошел с камня на пороге на землю дороги, и стоял так, в поклоне, пока я не повернул в конце улицы к воротам замка.

Думаю, я уходил навсегда.

Но меч главного садовника я уносил с собой — господин настоял. Сказал, что в моем пути он мне пригодится. Оставил себе мой старый меч — просил уважить старого собирателя, — такого потрясающе непритязательного примера безымянной работы из Мино в его собрании еще не было. Пришлось соглашаться. Но Огненная Сутра — это совершенно непомерное сокровище для моего пояса и моих старых ножен. Теперь этот долг прогибал мою спину.

Я нес садовые инструменты для столичного княжеского сада в небольшом деревянном ящике за плечами. Там же смена одежды, шкатулка с лекарствами и набором для целебных прижиганий, письменные принадлежности и недавний список комментария почтенного и блистательного Энею Кобори Масоичи о новейшем садовом искусстве. На спине — простая дорожная соломенная шляпа. Все нес сам, конечно, мне показывали, что я недостаточно важный человек, чтобы давать мне еще и носильщика.

У ворот замка я нашел своих попутчиков под зажженным еще ночным фонарем, уже готовых выступить. Все молча поклонились, когда я приблизился. Совсем недавно это была бы невиданная любезность от людей их ранга. Откланялся и я.

Караульные у ворот по одному выпустили нас в дверцу в тяжелой створке и заперли ее за последним — время открывать ворота еще не настало.

Все молча и, видимо, привычно пошли по мосту через затянутый туманом ров и далее, а я просто пошел за ними.

Я сопровождал четверых воинов из замка — настоящих воинов, из внешней стражи, — которые сопровождали денежный ящик, забитый железными гвоздями, опечатанный красными печатями и упакованный в узорчатую ткань. Понятия не имею, сколько там было, но слуга-носильщик, тащивший ящик на палке через плечо, усердно и напоказ выбивался из сил. Еще двое пехотинцев с копьями несли багаж воинов. Было время, и я так же носил ящик с доспехами за господином старшим садовником.

Перед уходом всех нас, а меня даже особо, оделили бумажными дорожными деньгами нашего казначейства на три недели пути. Погулять особо не на что, но их примут в оплату за комнаты на ночь в гостиницах на станциях и можно будет поесть утром, и вечером тоже, а больше и не требуется. Не в паломничество идем. По делу.

А воину