Люди и Нелюди - Виктор Костин

Заикнулся дома как-то про кабанятину, отец хмуро посмотрел на меня, что я сразу понял: был не прав сильно, извиняюсь. Отец, правда, потом, смилостивившись, добавил:

– Сдашь экзамены на девять, куплю, может быть, пару килограммов.

Мать тогда еще рукой над головой покрутила (нечто вроде нашего пальцем у виска). И что она имела в виду или про кого?

Пришел, все уже дома, благодать, да не очень. Отец газету читает и, судя по тому, как он внимательно ее читает, он уже немного хороший. Думаете, по чему я определил? А вы почитайте вверх тормашками газету, и я на вас посмотрю тогда.

Мать злая, особенно как меня увидела и в каком я виде заявился.

– Марш в ванную и быстро переодеваться, – это она на меня.

Я ее где-то и понимаю. Стиральной машины-автомат здесь нет, просто стиральной машины и той нет, есть доска стиральная и ванна. Правда есть титан, это где вода греется газом. Купаться в горячей воде – уже неслыханный сервис здесь. Можно, конечно, в прачечную белье отнести, но не с нашими нынешними финансами, особенно сейчас. И что делать? Я еще попросить хотел себе на благое дело. Пирожные купить и печенье, а то моих запасов только на два раза и хватило тогда. – Горестно вздыхаю.

Слишком тот тортик дорогой оказался для меня. Он, правда, своей цены стоил, но ведь и стоил же он.

Молча переоделся, покрутился по комнате и пошел сам замачивать одежду. Долго думал, где и что, порошка нет, вернее, он есть, но что где лежит, как-то непонятно мне. Какие-то бумажные пакеты и деревянные ящички, блин, будущий хозяин расту, а где что в доме, и не знаю.

Никогда Витоли это не делал и ни грамма не в курсе даже, что и как оно делается. Только и знает: это шампунь, это мыло, это зубной порошок, а это полотенце и еще унитаз за стеной. Вот оболтус он… или уже это я.

Только собрался идти спрашивать, что и где, смотрю, мать за спиной стоит.

Позыркала молча, показала рукой.

– Это сода, это хозяйственное, потом этим чистовым с отдушками.

Потом о чем-то задумалась.

– Деньги надо, да?

Я молча кивнул.

– Ясно, – снова задумалась. – Сколько? – поглядела на меня.

Я хотел загнуть, типа попрошу побольше, а дадут, сколько дадут, потом пожал плечами и просто промолчал.

– Два злота дам, остальное после зарплаты, сейчас совсем плохо, – сказала и, молча повернувшись, ушла.

Возился больше часа, как для Витоли непривычно совсем, а мне наполовину, скажем, потом выжал, пошел все развесил на балкон. Там уже висели веревки, видимо, специально для этого дела предназначенные, хоть что-то я знаю. Балкон большой, длинный и застекленный. Здесь стекла двух видов были, большая часть – мутное и зеленоватое, и полоса, или средний ряд, скажем, такое чистое и белое, вроде нашего обычного оконного. Почему бы не все белое – не понимаю. Вернулся к себе в комнату, на столе лежал целый злот и двадцать серебряков двумя стопками по десять. Пошел в комнату к матери. Они спали вообще-то отдельно с отцом, правда я часто видел, что выходили утром из одной комнаты, и каждый раз из разной. Это типа кто к кому пришел, то там и остался.

Она сидела над каким-то журналом, читала что-то. Подошел, обнял сзади, поцеловал в щечку.

– Спасибо мама.

– Как ее зовут, скажешь, или это страшная мужская тайна? – спросила, чуть улыбнувшись.

Стал просчитывать, что сказать и, главное, про кого.

То, что это не репетиторы – это понятно, нельзя это даже и упоминать. Не поймут здесь этого, а если и поймут, то не дай этот Всевышний местный. Такой скандал будет, особенно если про Натали Сергеевну – уу-у. Быстро перебрал знакомых, вроде, на Витоли какая-то Марти, его одноклассница, поглядывала, светловолосенькая и остроносенькая пигалица, правда все русины в большинстве светловолосые. С Вихо тогда из-за нее ведь драка, считай, вышла. Вот пусть и будет она, если что. Я ей даже пару пирожных куплю, если что, для большей достоверности наших «отношений».

Пока обдумывал, мама и сама за меня все решила.

– Ладно, можешь не говорить. Скажи только, она дворянка?

– Да, – говорю, – сделал значительное лицо, дите, блин, вот развели, как пацана, ведь развели.

– Это хорошо. Растешь, сынок, уже вот совсем большой стал.

– Не понял, при чем тут мой рост? – Или она что-то другое имела в виду? – Я посмотрел на маму.

– Сынок, ты никогда меня не обнимал раньше. Забыл? А в щечку поцеловать – всегда называл «девчачьи нежности».

И тут я зарделся, а ведь и правда, этот Витоли был настоящий бука.

– Прости меня, мама. Я вот исправляюсь уже, мама.

– Ладно, иди, скрытник ты наш, – махнула рукой мама, выпроваживая меня из своей комнаты.

Вот и думай теперь, поругали или похвалили меня сейчас.

31.02.101 г. Понедельник

Понедельник, опять химия – как меня это забодало. Все, отставить, это не мои мысли, если что. Меня ничего не бодает и тем более не забодало. Проблемы – да, есть, но они все решаемые. Химия, химия – это понятно: горение, разложение, кислоты, соли, и вот это интересно: твердое, мягкое.

Твердое серебро? И энерджазины? – гхм, что-то в этом есть.

Память реципиента, кроме «листочек», ничего про энерджазинов не знает и не в курсе. Люди или нелюди там они, но у них есть магия. О, как это интересно мне уже.

Магию я знаю двух видов или даже трех, если напрячься и разложить, то, чего нет, по категориям.

Итак, считаем:

Магия цыганская – это когда деньги из воздуха. Пошептали-побормотали, про всю жизнь рассказали, позолоти, милок, ручку.

Второе – магия этих экстрасенсов, то, что половина, половины и половины, это мошенники, но что-то в этом все же, видимо, есть.

И третья – это магия любви, о, в нее я верю, как я в нее верю!

И эти энерджазины – это третья категория, выходит, а я в нее верю. Причем здесь отголоски и второй проглядывают, интересно-то как, надо идти в люди. Ну, или в библиотеку в худшем случае. Это более правильное выражение, а не то, что чуть по-другому звучит.

Надо, значит пойдем, без проблем.

Что-то пока мыслил, урок и кончился, математика у нас следующая. Сегодня понедельник, а мы договорились на пятницу, ну и что, я же только спросить.

На алгебре сегодня – а была теоретическая часть предмета математики, я и зову ее «алгебра», хотя такого слова здесь нет, – меня не спросили ничего, только поглядывали, а я что – я ничего, сижу с умным видом, слушаю и даже пишу иногда.

Натали Сергеевна, проходя мимо по рядам, в мою тетрадку заглядывает обязательно. Я специально отстраняюсь, чтобы ей было удобно смотреть, что я делаю.