Последний взгляд - Росс МакДональд

Я засмеялся.

- Ничего смешного, - сказала Мойра. - Мир идет вперед семимильными шагами, и при современной конкуренции кандидатами не пробросаешься.

- Возвращаться попросту не имеет смысла, - сказал я. - Ника хорошо охраняют. Он не может оттуда выбраться, и к нему никто не сможет пройти.

- Значит, оба ваших «может быть» под надежной охраной, не так ли?

Мы надолго замолчали. Мне хотелось порасспросить ее о Нике и ее муже, но, если б я воспользовался и этой ситуацией, и этой женщиной, я опустился бы до уровня компьютера, до уровня шпиона, а так низко я никогда не опускался.

Незаданные вопросы, растревожив меня, так и остались незаданными. Мозг мой бездействовал. И то чувство, что для меня нет жизни вне работы, которым я иногда взбадривал себя, как наркотиком, вдруг улетучилось.

Женщина рядом со мной обладала незаурядной интуицией. Почувствовав, что я сбросил защитную броню, она прижалась ко мне. Ее тепло согревало меня.

Она жила на берегу Монте-Висты, ее прямоугольный дом - сплошная сталь, стекло и деньги - возвышался на крутой скале.

- Если хотите, поставьте машину под навес. Может, зайдем в дом и выпьем?

- Разве что одну рюмку.

Она попыталась открыть дверь.

- Это же ключ от машины, - сказал я.

Она на минуту задумалась.

- Интересно, что бы это могло значить?

- Скорее всего, одно - вам нужны очки.

- Я и так читаю в очках.

Она пропустила меня вперед и зажгла свет в холле. Мы прошли в восьмиугольную комнату, в которой вместо стен были сплошные окна. Луна висела так низко, что, казалось, протяни руку - и дотронешься до нее; внизу зигзагами белели волнорезы.

- Приятное местечко.

- Вы в самом деле так думаете? - спросила она удивленно. - Видит бог, пока мы не построились, здесь было красиво, и планы у архитектора тоже были интересные. Но дом нарушил все, - сказала она и, помолчав, добавила: - Построить дом - все равно что посадить птицу в клетку, а птица - ты сам.

- Это у вас в клинике так говорят?

Она обернулась ко мне с улыбкой:

- Я много болтаю?

- Вы предлагали выпить.

Она придвинулась ко мне: в скудном свете, проникавшем сквозь окна, лицо ее серебрилось, глаза и рот казались черными.

- Что вы хотите?

- Шотландское виски.

Она отвела глаза. Меня снова поразил ее незащищенный взгляд; он промелькнул так же неожиданно, как мелькает свет, зажженный где-то в глубине дома.

- А если я передумаю? - сказал я.

Она не стала противиться. Сбросив одежду, мы рухнули на ковер, как борцы, у которых одинаково почетным и достойным считается пригвоздить противника и быть пригвожденным им. В какую-то минуту она вдруг сказала: «А ты нежный».

- В старости есть свои преимущества.

- Не в этом дело. Ты напомнил мне Сынка, а ему ведь было всего двадцать. С тобой я снова почувствовала себя Евой в раю.

- Такие разговоры нас далеко заведут.

- Ну и пусть, - она приподнялась на локте. - Тебе неприятно, когда я говорю о Сынке?

- Как ни странно, нет.

- Правильно. Бедняжка был такой никчемушный. Но нам было хорошо вместе. Мы жили, как несмышленые ангелы, друг для друга. Он до меня не знал женщин, я знала только Ральфа.

Когда она заговорила о муже, у нее упал голос, а у меня - настроение.

- Ральф был ужасно техничный и самоуверенный. Он врывался в постель, как армия колонизаторов в слаборазвитую страну. А с Сынком все было совсем иначе. Он был такой трогательный, такой сумасшедший. Наша любовь была фантазией, в которой мы жили… Мы играли, все равно как дети играют в папу и маму. Иногда Сынок делал вид, что он Ральф. Иногда я делала вид, что я его мать. Тебе кажется, мы были не в своем уме? - спросила она с нервным смешком.

- Спроси Ральфа.

- Тебе скучно?

- Напротив. И долго длился ваш роман?

- Почти два года.

- А потом вернулся Ральф?

- В конце концов да. Но я порвала с Сынком до его приезда. Нашей фантазии не было удержу. Сынку - тоже. Кроме того, я не могла сразу перескочить из его постели в постель Ральфа. Меня и так чуть не замучила совесть.

Я посмотрел на нее.

- Никогда в не подумал, что тебя может замучить совесть.

Помолчав с минуту, она ответила:

- Ты прав. Не в совести дело. Отчаяние меня замучило. Я отказалась от единственной в своей жизни любви. И ради чего? Ради дома за сто тысяч долларов и клиники за четыреста? Глаза б мои на них не глядели. По мне уж лучше назад, в «Магнолию», в мой однокомнатный номер.

- "Магнолии" больше нет, - сказал я. - И не слишком ли ты раздула эту историю?

- Может, я кое-что и преувеличиваю, - ответила она задумчиво, - особенно хорошее. Женщины склонны сочинять истории, в которых они играют главные роли.

- Хорошо, что мужчины этим не занимаются.

Она засмеялась.

- Пари держу, что историю с яблоками придумала Ева.

- А историю с раем - Адам.

Она придвинулась ближе.

- Ты псих. Считай это диагнозом. Я рада, что все тебе рассказала. А ты?

- Как-нибудь переживу. А почему ты рассказала мне об этом?

- По разным причинам. К тому же у тебя есть одно неоценимое преимущество - ты мне не муж.

- В жизни не получал лучшего комплимента от женщины.

- Нет, серьезно. Если б я рассказала все это Ральфу, меня бы просто не стало. Я превратилась бы в один из его прославленных психиатрических трофеев. Он набил бы из меня чучело и повесил на стенку в кабинете в ряд с дипломами. - И добавила: - Да, собственно говоря, он так и сделал.

Я хотел было еще порасспрашивать ее о муже, но понимал, что сейчас не время и не место; мне по-прежнему не хотелось воспользоваться возникшей ситуацией.

- Забудь о Ральфе. А что сталось с Сынком?

- Встретил другую девушку и женился на ней.

- Ты ревнуешь?

- Нет, просто мне тоскливо. У меня ведь никого нет.

Мы бросились в объятия друг друга, и, хоть нас объединяла и не любовь, на время тоска забылась. В Уэст-Лос-Анджелес в эту ночь я так и не попал.

Я не стал будить Мойру и уехал рано утром. С моря полз туман, он окутал густой пеленой дом на скале и берег Монте-Висты. Я медленно вел машину между рядами призрачных деревьев.

Внезапно туман рассеялся. Небо очистилось, его перерезали лишь две самолетные инверсии. Я поехал в центр - отметиться в полицейском участке.