Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. Книга 2 - Валерий Кузьмич Перевозчиков

— Не возможно, а именно так и было… А ещё это была форма ухода из мира, который его страшно раздражал. Уже последние годы… Сидим, смотрим телевизор… Очередная банальность или глупость. Ну, мы могли скептически улыбнуться или равнодушно отвернуться. А Володя не мог спокойно это выносить, он давал такие пики! Совершенно неадекватная, на наш взгляд, реакция! И потом ещё долго не мог успокоиться… У него не было этого безразличия, свойственного большинству, он жутко переживал всё, что происходило… В общем, не мог смириться. По-видимому, это было связано и с его внутренним складом.

— А вы говорили с Высоцким об этих срывах?

— Никогда. Он и сам никогда не вспоминал об этом. Ну, и мы тоже. Хотя для всех нас это были тяжёлые времена… Чувство вины у Володи внутри, конечно, было. Но мы никогда не возвращались к этим вещам.

— А теперь давайте поговорим о другом. Высоцкий выступал в Институте Склифосовского?

— Да, два раза… Когда у нас в отделении лежал Высоцкий, то все под разными предлогами старались забежать. Спросить, попросить, взять, в общем, весь институт бывал у нас… И я однажды сказал Володе:

— Давай сделаем у нас концерт?

— Конечно, сделаем…

В старом шереметьевском здании Института есть конференц-зал, там Володя и дал концерт. Всё это мы официально оформили через местком, напечатали билеты… Что там творилось! Как просочилось, как узнали?! Самое интересное — вся райкомовская знать сидела в первых рядах. Какими путями они достали билеты — не знаю… Там ещё есть балкон, так он чуть не обвалился, столько набилось людей! Концерт прошёл на невероятном подъем! А потом… Мы, конечно, знали, что Володя не пьёт, но всё же накрыли стол у нас в ординаторской… Опять битком! Все надеялись, что Высоцкий ещё будет петь, ждали: вот сейчас начнётся самое интересное! А он пришел спокойно посидел и очень скоро уехал. Ну, а банкет продолжался и без Высоцкого…

— Вы сказали, что звонили друзья… А кого из друзей Высоцкого вы знали? Вообще, каков был круг общения в те годы?

— Володя связывал и объединял очень многих людей. Был такой большой круг не друзей, а знакомых… А друзей? Я знал Севу Абдулова, Вадима Ивановича Туманова, Валеру Янкловича… Ну и, конечно, товарищей по театру.

— А что вы могли бы сказать об Игоре Годяеве, к сожалению, уже покойном?

— Что я могу сказать… Я с Игорем много работал, он был фельдшером на реанимобиле. Молодой человек и весьма неординарная личность, хотя и с некоторыми комплексами… Игорь всегда искал чего-то необычного. А Высоцкий и вся атмосфера вокруг него — это, конечно, его очень привлекало. Игорь много сделал для Володи, и Высоцкий его принимал, в общем, нормально. У них были свои отношения, о которых не мне судить.

— А у вас с Высоцким были откровенные разговоры?

— Вообще Володя был достаточно скрытным человеком… Наверное, перед кем-то он и раскрывался, но я не был с ним настолько близок… Со мной был один откровенный разговор, но это было единственный раз. В 79 году мы сидели с ним в машине около моего дома и часа полтора разговаривали. И Володя немного приоткрыл свою душу. Это был обстоятельный разговор обо всём, что его тревожит и волнует. Его страшно угнетало болезненное состояние, он чувствовал, что уже не может творчески работать, что он теряет Марину. Он говорил о том, чего уже никогда не сможет вернуть в своей жизни… А тогда начиналось хоть какое-то официальное признание. Я помню, как он радовался, когда ему предложили снимать фильм «Зелёный фургон». Он говорил, что будет сам снимать и сыграет главную роль… А потом ему всё это обрезали. Это тоже был удар. Но всё же он многое уже сделал и многого достиг, и его мучило чувство, что всё это теряется. «Какая-то безысходность», — как он сам говорил…

— А вы говорили о болезни?

— Да, потому что к этому времени я уже знал о наркотиках… Володя говорил, что ощущает в себе два «я»: одно хочет работать, делать, любить, и второе, которое тянет его совсем в другую сторону, в эту пропасть безысходности. И постоянное противоборство двух «я» делает его жизнь совершенно невыносимой. У него не получалась жизнь с какими-то определёнными поступками, он метался из одной стороны в другую. Два раздирающих начала делали его жизнь страшной и невыносимой… А болезнь к этому времени зашла уже очень далеко. И я начал искать, что ещё можно сделать. Единственный человек, который этим тогда занимался, был профессор Лужников. К нему я и обратился. И у меня была большая надежда — и я Володю в этом убедил, — что мы выведем его из этого состояния. Лужников разрабатывал новый метод — гемосорбцию. Я договорился, но то не было адсорбента, то ребята выезжали в другие города. А Володя ждал, каждый день звонил: «Ну, где? Ну, когда?» И наконец мы это сделали… Я пришёл к нему, посмотрел и понял, что и здесь мы ничего не добились. Тогда мы думали, что гемосорбция поможет снять интоксикацию, абстинентный синдром… Но теперь ясно, что это не является стопроцентной гарантией.

— Как вы думаете, когда и каким образом Высоцкий мог столкнуться с наркотиками?

— Понимаете, когда мы выводили Володю из тяжёлых состояний, то знали, что можно, а что нельзя; знали, чего следует бояться… Ведь в этом процессе используются вещества наркотического ряда. Володя попадал в разные места и где-то его, скорее всего, передозировали. Тогда «выход» проще… В общем,