Нам с тобой нельзя - Юлианна Орлова

Ну понятно, это тянет на приличный срок.

—Вы связались с нашими? Какого черта вы пустили без ордера?

Не секрет, что у нас есть свои люди в белой зоне, на стороне закона, если это можно так назвать, конечно.

—Не спрашивали, Макар. Всех уведомили, надо время добыть информацию, проблема в том, что ночь, некоторых к тому же нет в стране. Подмахнули неплохо так, когда Рашидова нет на месте…

—То, что Рашидова здесь нет, не отменяет того факта, что все решится так же быстро, как и с ним. Или ты подвергаешь сомнению мой авторитет? — во мне двести двадцать напряжения, так что вот такие словечки никак не способствуют успокоению.

—Нет, босс, ни за что, — идет на попятную Кентов. Помню его еще совеем зеленым, пришел ко мне после того, как отсидел по малолетке, снова был пойман не там. А пацан ведь мозговитый, тут почти все такие. И где все оказались? Включая меня.

Горько усмехаюсь, на отшибе мы все. В самой вонючей и зловонно яме, откуда пути назад нет. Только вперед ногами.

—Значит так, я хочу, чтобы сегодня же мне представили перечень всех, кто был задействован в этой отгрузке, а также тех, кто работал или работает на складах. Мне нужны все пострадавшие, свидетели и каждая муха, что пролетела мимо. Подключить всех, связаться с Южными, Федом. Подтянуть и предупредить народ. Мы рассматриваем это все как вторжение, так что ответка будет соответствующая, — затихаю, прикидывая в голове, насколько сильно я готов устроить месиво. —Будьте готовы к тому, что нежданчик может быть прямо за углом.

—Охрану усилим, — Агафонов тенью возвышается над всеми. Главный по безопасности, бывший вояка и боксер. Такой же отбитый, как и все бойцы, прошедшие бои без правил.

—Это может быть связано с главной моей проблемой? — кручу в руках пустой стакан, рассматривая тонкие грани.

—Только если Евстахов нашел того, кто очень сильно ненавидит Темного, чтобы помочь ему в таком деле, —Кент скептически выгибает бровь, а я вот не так оптимистично рассматриваю тот вариант.

—Но таких уже нет. Они все мертвы, — задумчиво резюмирую. —А они ведь мертвы, не так ли?

Мы на пороге грандиозного шухера, господа присяжные заседатели.

И во всем этом я думаю только о Свете, нащупывая в кармане трубу. Звонить Темному или сами разгребем?

СВЕТА

Ощущаю скользкий холод, заставляющий меня покрываться мурашками, что очень странно, ведь обычно Никита действует на меня как печь, укутывая вязким теплом, струящимся по телу от настойчивых и порой грубых касаний мужского тела. С трудом разлепляю глаза и понимаю, что в комнате я одна. Позже осознаю, что и в доме тоже, пройдясь по периметру и не обнаружив никого и ничего, кроме оглушающей пустоты, я решаюсь отыскать телефон.

На улице непроглядная глубокая ночь, я одна, ну ладно, технически по периметру куча охраны, но это не отменяет того факта, что я не понимаю происходящее и однозначно волнуюсь. А еще почему-то мне страшно, как будто вот-вот произойдет нечто, стирающее все хорошее из моей жизни.

Просто глупости маленькой девочки, так я себя успокаиваю. Как все мы в детстве боялись мифических чудовищ под кроватью, так я периодически могу себя накручивать относительно всего.

Почему он ушел и куда? Противный червячок не дает мне спокойно лечь спать, что сделала бы любая рядовая женщина на моем месте, так что я плетусь на кухню и начинаю есть. Пожалуй, единственное, что сбавляет обороты моей нервной системы — это еда, я, как принято у многих, тоже заедаю стресс. Попутно выхватываю телефон и набираю номер Никиты, разумеется, кроме как гудков, меня тут ничего не ждет. А если он...нет. Гоню все негативные мысли прочь.

Холодок невесомо проходится вдоль позвоночника, мне внезапно становится зябко, до противных колющих ощущений на кончиках пальцев. Свистящий звук чайника отвлекает, я наспех заливаю кипяток в огромную кружку, продолжая вариться в собственном соку, когда слышу шум во дворе. Сердцебиение ускоряет свой ритм. Через пару минут в проеме показывается Никита, но, о господи, от этого зрелища воздух из легких словно выкачивается, стягивая обезвоженные ткани узлом.

—Что? — чашка с грохотом летит на варочную поверхность, горячие капли обжигают кожу рук, но я не обращаю внимания. Меня примагничивает взглядом к Никите, у которого под глазами пролегли черные мешки, а нос…нос перебит и опух. Взлохмаченный и взвинченный мужчина смотрится уставшим, а еще хмуро-опасным, кажется, прямо сейчас готов взорваться от любой мелочи.

—Ты чего не спишь? — насупленные брови являют жуткое зрелище. В воздухе витают пары алкоголя. Это меня пугает.

Не сразу нахожусь с ответом, вид меня отвлекает.

—Потому что я проснулась, а тебя нет. Ты куда на ночь глядя?

—Ну вот он я, теперь иди спать, — грубо кидает в ответ, не смотрит на меня. Лишь бросает на пол залитый кровью пиджак, остается в одной белой рубашке, так же залитой ярко-алой кровью. Безумные кляксы вызывают во мне приступ тошноты, неконтролируемой и не поддающейся «лечению». Я словно чувствую этот металлический привкус на губах и носом распознаю неприятнейший запах в мире.

—Что…случилось? Почему ты не брал трубку?

—Света, не надо лезть туда, куда тебя не просят. И не думай, что теперь ты можешь мне полоскать мозг по поводу и без. Если я не нахожусь с тобой двадцать четыре на семь, это не значит, что я где-то развлекаюсь. Это, блядь, значит, что я занят, что забочусь о том, чтобы все было именно так, как нужно. Ясно?! — руки мужчины сжаты в кулаки, а кадык дергается. — Я тебе не собачка на поводке, запомни это, — весь вид настолько злобный, что от обиды у меня опять печет глаза, противные слезы собираются в уголках глаз.

Не собачка. Понятно, что ж тут непонятного.

Я отталкиваюсь от кухонной поверхности и, не глядя на Никиту, молча иду в гостевую комнату на первом этаже, где со стоном падаю на кровать и укутываюсь одеялом словно коконом. Именно здесь я полностью даю выход своим эмоциям, заливая подушку слезами. Даже дышать больно, не говоря уже о большем. Нервы натягиваются канатом и оглушительно громко лопаются под напором нашего «диалога» и моего отходняка. Нет, я знаю, и всегда знала, что характер у Никиты не подарок, но чтобы это сказывалось на мне…такого никогда не было. А у нас было всякое. И видела я Никиту в разных состояниях.

Прикусываю кончик одеяла и беззвучно рыдаю. Глаза склеиваются и наверняка уже опухают. С трудом удается держать их открытыми.

За что он так со мной? Я разве пыталась его привязать к себе? Что плохого в том, что я волновалась? Мало ли что могло случиться ночью, что он так сорвался, конечно, я переживала…

Дверь в комнату тихо отворяется, но мне не хочется даже пытаться с ним поговорить. Набираю полную грудь воздуха и тяжело выдыхаю, когда слышу шаги по направлению к кровати.

Никита садится на вторую половину, а затем рывком притягивает к себе, опуская голову к моей шее. Влажные волосы и грубая щетина царапают кожу.