Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова - Алексей Орлов

От таких немощей невольно озлобишься, а тут такая власть дана! Всё равно что топор дать безумцу – таких дров нарубит, не обрадуешься…

Говорили, что виновником сих злодейств был немец Бирон[16]: он вместе с государыней Анной Иоанновной приехал, был её сердечным другом. Я, однако, ничего дурного про него сказать не могу, разве что жил во грехе с государыней, имея законную жену и троих детей. Стыд и срамота, но пусть его за то Господь судит!.. Нас, русских, Бирон недолюбливал, частенько от него слыхали, что-де ни себя и никого не уважаем, к обману склонны, ленивы и беспорядочны, – скажет так и ещё что-то по-немецки прибавит. Но кроме этого ворчания никакой обиды он нам не чинил: будучи лютеранином, а у них постов нет, в постные дни приказывал себе скоромного не подавать; Рождество и Пасху справлял по русским срокам и никогда над обычаями нашими не насмехался.

Обласкан он был государыней сверх меры, это да, и подарки богатейшие от неё получал, но и другие знатные господа крутились около государыни, как осы вокруг сладкого, и каждый норовил лакомый кусочек отхватить. Злились друг на друга, жалили больно, изничтожить своего соперника были готовы; Бирон-то ещё порядочнее прочих был…

В. Якоби. Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны

В народе Бирона худом не поминали. Единственное, что ставили ему в вину, – так это московское освещение. До той поры в Москве темно было, ночью ни зги не видно, а Бирон уговорил Анну Иоанновну указ подписать, чтобы с вечера зажигали на улицах масляные конопляные светильники, а как они прогорят, жители в домах должны были свечи возжигать и ставить на окна. Всё бы ничего и даже неплохо – сколько можно во мраке ноги ломать, да лихих людей опасаться! – однако вставать в ночи, чтобы зажечь свечу на своём окне, после того как масляный светильник на улице погаснет, не очень-то удобно. А ослушаться не смей: ночная стража за этим следила – в окна барабанила, в которых свечи не горели…

Однако ни в чём другом, говорю, Бирон нам худа не сделал, а уж если кто имел влияние на дела государыни, так это её старшая сестра Екатерина Иоанновна. Вот была заноза – всюду влезала, и покоя от неё никому не было! Влезала и туда, что ни с какого боку её не касалось, даже в дела хозяйственные, – отца моего до посинения доводила.

Государыня Анна Иоанновна её побаивалась, хотя ростом была выше своей сестрицы на целую голову, а уж по положению – несоизмеримо! Но при виде Екатерины Иоанновны замирала, словно провинившееся дитя, пикнуть против неё не смела. Настоящей-то императрицей Екатерина Иоанновна была, да и ума, сказать по правде, у неё побольше было. Дочка Екатерина Иоанновны, именем Анна Леопольдовна, после регентшей при сыне своём, малолетнем императоре Иоанне Антоновиче, стала, но об этом рассказ дальше пойдёт…

* * *

Я видел государыню Анну Иоанновну множество раз, но слов её лишь однажды удостоился. Было это летом, во время прогулки государыни на лугу возле Измайлова, – а когда она прогуливалась, любила медовухи выпить, и потому за ней кто-нибудь всегда бутыль с медовухой носил. Но здесь, как на грех, никого не нашлось, кто бы согласился; как мой отец людей не уговаривал, они ни в какую: «Нет, Савва Григорьевич, если желаешь нас наказать, наказывай, а к государыне мы не пойдём. Что в её царственную голову взбредёт, неизвестно, а помирать лютой смертью никому не охота». Отец сам бы пошёл, да ноги его уже плохо слушались, ослаб он сильно за то время, пока государыня Анна Иоанновна в Измайлово проживала – шуточное ли дело, меж жизнью и смертью каждый день находиться!..

Екатерина Иоанновна, сестра императрицы Анны Иоанновны

Деваться некуда: послал он меня на прогулку с государыней, перекрестив на дорогу. А я даже переодеться не успел: как был дома в затрапезном халате, так и пошёл. Она сперва не заметила: идёт, с Бироном беседует; я следом несу бутылку с медовухой, а за пазухой – оловянный стакан.

И вот захотелось государыне жажду утолить. Обернулась она ко мне и смотрит с недоумением – что, мол, за человек такой, непонятно во что одетый?

– Дьячок ты, что ли? – спрашивает, глядя на мой длинный халат.

– Нет, ваше царское величество, сын вашего слуги, – отвечаю я, низко кланяясь.

– Да как же ты посмел передо мною, императрицей всероссийской, в таком виде явиться?! – говорит она, а сама, вижу, распаляется.

Не быть бы мне живу, но тут Бирон вмешался:

– Оставьте его, ваше величество. Это хороший молодой парень – я его в усадьбе видел, как он своему отцу весьма в делах помогает. А что одет, как это перед императрицей не подобает, так русские в одежде не понимают. Если бы он был француз или немец, его следовало бы наказать за такую небрежность, а с русского нельзя за это спрашивать.

– А я как же? Я ведь русская, – говорит государыня. – Или я тоже одета, как чучело?

Эрнст Иоганн Бирон. Неизвестный художник, первая половина XVIII века

– О, нет, ваше величество! Вы есть образец изящества и тонкого вкуса! – целует ей ручку Бирон. – Чему не надо быть удивленным, помня, сколько лет вы жили в европейской стране.

– Ладно, прощу сего юношу ради тебя; он взаправду расторопен и сметлив, – соглашается государыня, смягчаясь. – Налей-ка мне медовухи! – обращается она затем ко мне. – И смотри у меня: впредь замухрышкой перед своей государыней не появляйся!

Тем всё и кончилось. Отцу я не стал рассказывать, чтобы зря его не тревожить, но ему и без того недолго жить оставалось. Он так и не оправился от всех волнений и после отъезда государыни Анны Иоанновны в Петербург умер; упокой, Господь, его душу! Должность отцовская по призору за измайловскими строениями и хозяйством ко мне перешла, и вот уж более восьмидесяти лет я при ней состою.

Когда Анна Иоанновна преставилась, новым государем провозгласили её внучатого племянника Иоанна Антоновича, но поскольку тот ещё младенцем был, регентшей при нём стала его мать Анна Леопольдовна.

Иоанна Антоновича я никогда не видел: через небольшое время на престол Елизавета Петровна взошла, и его вместе с родителями отправили в немецкие земли навечно, как о том было сказано в высочайшем манифесте[17]. Но Анну Леопольдовну мне видеть приходилось, когда она вместе со своей матушкой Екатериной Иоанновной в Измайлове жила и позже, когда наездами у нас бывала.