Кроманьонец - Валерий Красников

У реки было ещё свежее, зябко от росы, берег покрывал молочно-серый туман. В нём вербы и ивы казались большими и тёмными, стояли, будто на горе. Я закрыл глаза, опустил голову и шёл, угадывая дорогу по шагам Утаре. Короткие, яркие воспоминания о временах, прожитых здесь, вспыхивали и угасали. Остановился, открыл глаза. Обнял по очереди мужчин, женщин и детей. Приложил палец к губам, когда Лило что-то начала шептать, и сказал им:

– Я ещё вернусь! А сейчас уходите…

Они побрели к стойбищу, и мне подумалось, что соплеменникам сейчас тяжелее, чем мне. Положил свои тюки в лодку, потом забрал вещи у любимой. Столкнул долблёнку в воду и помог Утаре пробраться к носу. Когда волчицы устроились на тюках, залез на корму сам. Оттолкнулся веслом от берега и стал править к середине реки.

Куда плыть, решил ещё вчера. Если я оказался на территории Венгрии, то наш посёлок стоял где-то в центре страны будущего, может, чуть ближе к её северной части. Рыбы пришли с запада. Где-то там раскинулось озеро Балатон, а ещё западнее – Хевиз, которое соплеменники называли Тёплым. Это самое большое в Европе термальное озеро. Даже зимой температура в нём не опускалась ниже двадцати четырёх градусов. В будущем там построили много курортов и лечебниц, и мне довелось побывать в этом сказочном месте. К этим озёрам можно доплыть, если свернуть направо в первый приток, который должен вскоре оказаться на нашем пути, а дальше по другой реке, название которой я забыл, мы сможем доплыть к Восточным Альпам, где с древности был известен меднорудный промысел, пришедший в упадок к первому веку до новой эры. Если древние смогли там добывать медь, почему бы и мне не попытаться найти её? Так я рассуждал, когда определялся с маршрутом путешествия. Если этот вопрос рассматривать с точки зрения будущего, то там, в современной Венгрии, действующие медные рудники известны мне в Прикарпатье. Увы, чтобы добраться туда, пришлось бы сотню километров пройти пешком.

Соплеменники согласились отдать нам самую большую лодку. Я был благодарен им, но понимал, что нагрузить много вещей в неё всё равно не получится. Узкая, сантиметров семьдесят шириной и в длину около трёх метров, она никак не походила на корабль для длительных путешествий. Поэтому «список» вещей, которые я собирался взять в дорогу, составлял тщательно. Решил, в первую очередь нужно брать то, на изготовление чего обычно тратилось уйма времени: одежду, инструменты и оружие. Из посуды взяли всего пару горшков. И то один из них я наполнил кусочками воска, второй – мелкими наконечниками для стрел и пластинами из обсидиана. Разбирая вещи, наткнулся на приданое Утаре. Тюк с тех пор, как она вошла в моё жилище, так и лежал, перевязанный кожаным ремешком. Может, в этом мне повезло. Увесистый мешок был замотан в одежду любимой. Развязал горловину и увидел маленькие пшеничные зёрнышки. Было там килограммов пять. Кто-то решил бы, что это мало, но я был счастлив.

Плыли мы не быстро, любуясь жёлтыми и белыми кувшинками, тальником на берегу и ивовыми рощами, обходили камышовые островки и пробирались мимо зарослей осоки там, где быстрина била из глубины, ворошила листья и тягуче тянула под чёрную воду стебли речных цветов.

Солнце палило нещадно. На небе ни облачка. Мы сняли одежду, и дрожь от ветерка радостью разбудила всё тело. Время от времени я смачивал лицо и оплёскивал водой грудь и плечи.

Сухо трещали стрекозы, гудели шмели в траве под ольховыми кустами. Сверкающим роем кружились на воде паучки вокруг склонённых течением тростинок. Я смотрел на задремавшую Утаре, и в душе просыпалась радость: «Всё позади. Жалеть не о чем!» Чувство свободы освежало, как освежает дождь, дурманило, манило ожиданием чего-то нового, ещё не изведанного.

Остановки наши были недолгими, только чтобы размяться. Вот и вход в приток показался, весь заросший камышом. Вошли в него, и мне пришлось взяться за весло. Устал, увы, быстрее, чем ожидал. Пристал у размытых, обнажившихся из-под глинистого берега корней вяза. По воде сумрачной рябью рассеивался ветер. Река в этот предвечерний час притихла среди потемневших кустов, чуть розовела от неба, а на повороте, вдали, казалось, текла из заката.

Лодку я закрепил между корнями, и, поскальзываясь на мокрой глине, мы выбрались на крутой бережок. Стали готовиться к ночлегу. Собрали костёр и разожгли огонь. Бросили рядом тюки, постелили шкуру. Перекусили тем, что соплеменники собрали в дорогу. Осмотрев содержимое корзины, решил, что дня на три нам хватит.

Закатывался и меркнул последним всплеском долгий день. Рогатый месяц вынырнул из сумрака. Завтрашний день обещал быть ясным. Мы улеглись на шкуру и накрылись плащами. Я сразу уснул.

Утаре молчала два дня и на ласку отвечала неохотно, а на третий, наверное придя в своих размышлениях к какому-то компромиссу, защебетала. Говорила, как ей нравится плыть со мной по реке и что вовсе не плохо попробовать начать новую жизнь. Мы, по её мнению, будем первыми, у кого это получится вдвоём. Мол, она долго размышляла и решила, что обязательно получится!

Слушая её болтовню, я успокоился. Полагал, она переживает разлуку с близкими из её племени. А оказалось, всё это время она боролась со страхами.

«Жизнь прожил, а женщин так и не научился понимать. Эх…»

Вскоре изливать душу любимой надоело, и она стала задавать вопросы: куда мы плывём и что я собираюсь делать? Хотел бы я ей ответить, но сам знал только, что хочу добраться до гор, а доберёмся ли вообще туда, был не уверен. Показать ей сейчас, что сомнения и меня терзают, счёл глупым. Сказал, чтобы не волновалась, посмотрела на мир вокруг, хоть раз в жизни не думая о том, что обязательно нужно что-то делать, выжить в нём. Задумалась. Ненадолго.

– Лоло, как можно так? Не думать?

– Посмотри на кувшинки. Нет у них шкур, и шить они не умеют, а одеты в красивые одежды, радуют глаза. А птицы! Нет у них рук, но живут они в домах, почти как люди, и всегда сыты, щебечут, поют. А всё потому, что тот, кто создал всё, что ты видишь вокруг, позаботился и о своих творениях. Понимаешь?

– Понимаю.

Снова задумалась. Ненадолго…

Луга и берёзовые рощи остались позади. Бескрайняя степь, поросшая разнотравьем, раскинулась по обоим берегам. Белые валуны громоздились вокруг, некоторые из них возвышались над берегом выше человеческого роста. Я, поглядывая на них и вдаль, уже стал сожалеть, что не сходил поохотиться в какой-нибудь лесок. Проплывая мимо группы таких камней, заметил над ними роение пчёл. Перестал грести, а когда лодку немного отнесло по течению, стал править к берегу и причалил метрах в двадцати от странных камней.

К счастью, небо затянуло тучками, и солнце не палило так безжалостно, как с утра. Отправив Утаре по берегу собрать хоть что-нибудь для костра, я натянул штаны и чуни, надел кухлянку и шапку, вымазал руки и лицо грязью и отправился посмотреть, что там над камнями делают пчёлы. Напевая известную в будущем песенку, что я тучка, а не медведь, осторожно крался к камням. Едва увидел среди них белые пирамидки сот, наполненные тёмным мёдом, не став искушать судьбу, вернулся к лодке.