Когда исчезли голуби - Софи Оксанен

Подумав хорошенько, Эдгар понял, что когда-нибудь положение Юдит можно будет использовать. Придет еще такой час. А пока он успеет познакомиться с поручениями, данными ему штурмбаннфюрером Омейером, составит производственные расчеты и съездит проведать мать, выяснив между делом, знает ли она что-нибудь о похождениях невестки. Больше ему нечего делать в Таллине, оставался единственный выбор — грязный лагерь Вайвара, там он не рискует столкнуться с Юдит. Впервые в жизни он ненавидел свою жену.

Агенты фашистской Германии намеренно прибыли в страну еще до оккупации Эстонии гитлеровскими войсками. Одним из них был Марк, чья невеста разделяла его убеждения. По свидетельствам очевидцев, советские военнопленные часто видели ее стирающей красные от крови шинель и рубашки Марка. Она утверждала, что он всего лишь обезглавливал птиц, которых они собирались приготовить на ужин. “Я же всегда знал, что Марк организует казни советских граждан”, — утверждает свидетель М. Афанасьев. Убийства стали для националистов повседневным занятием. После каждой расправы живодеры устраивали пьянки и немыслимые оргии, в которых непременно принимала участие и невеста Марка, невзначай стряхивая с юбки застрявшие в складках ткани ногти невинных жертв.

Жена пододвинула стоящие на столе сумки с продуктами в сторону товарища Партса, словно ожидая похвалы за то, что сходила в магазин. Порвавшиеся вискозные кружева нижней юбки небрежно болтались, торча из-под подола, синеватый дым наполнял комнату. Партс опустил свои покупки на пол, открыл окно и убрал в сторону прыгнувшие прямо к лицу ветви вьющегося хмеля, он вел себя очень спокойно, хотя неожиданное появление жены на кухне его слегка напугало. В чем дело? Чего она хочет на этот раз? Раньше жена несколько раз говорила, что хочет новые модные полотенца, и Партс не смог ей отказать. Он купил взамен старых льняных полотенец китайские махровые, а рядом с зубным порошком в ванной появился тюбик польской зубной пасты. Партс долго ждал разрешения на покупку маленького холодильника, после чего трижды выстаивал очередь, пока наконец ему не удалось приобрести предпоследний в тот день “Снайге”. Все это полностью легло на его плечи, так как с точки зрения бытовых привилегий работа жены была абсолютно бесполезной. Если Партсу хотелось купить нормальные, сухие франкфуртские сосиски, то и об этом ему приходилось заботиться самому, искать знакомых на комбинате, которые бы продали ему сосиски до того, как продавщицы накачают их водой для веса. О супе с фрикадельками можно было и не мечтать, если не имеешь влиятельных друзей на мясокомбинате, — в фарш, который продавали в магазине, подмешивали порой даже крыс. Все это отнимало много времени, и все же он занимался этим ради собственного удобства и чтобы не вызывать у жены очередных приступов. К чему же она клонит теперь?

Жена еще на сантиметр подвинула сумки к Партсу, но он даже не взглянул на них. Ужин будет холодным, нравится ей это или нет. Он не будет сегодня жарить котлеты, не будет разбирать покупки, он хочет уйти в свою комнату прежде, чем жена выскажет новые требования.

Неожиданно она открыла рот, отчего по комнате разнесся кисловатый запах ее дыхания, и стала рассказывать, что провела вечер вместе с Керсти, которая тоже работает на вокзале, и как они зашли сначала в один магазин, потом в другой, и в обоих магазинах был учет, и как после какого-то очередного учета они пошли в лавку, где работает приятельница Керсти, там у служебного входа стояла толпа, и им достались апельсины. Жена стала копаться в сумке, на пол упала коробка. Свежая пастила, похоже, из магазина “Калев”. Может, она хочет машину? “Москвич” стоит пять тысяч. Невозможная сумма и невозможные очереди на получение, а ему все еще не выплатили аванс.

— А потом мы пошли посмотреть новую квартиру Керсти. Кухня совсем крошечная. Мы хотя бы можем готовить здесь и обедать, у нее же это невозможно, хотя сама квартира большая и современная.

— Что же здесь странного? Люди вполне могут обедать в общих столовых, кому сейчас нужна большая кухня, — ответил Партс.

Они разговаривают.

Они впервые за долгие месяцы разговаривают.

Жена взглянула на Партса и сказала, что они дома и вдвоем. Партс раскладывал на тарелке вчерашние свиные ножки и старался не касаться сумок жены, не поднял даже упавшую на пол коробку пастилы. Он сдержал раздражение, которое вызывали у него острые нестриженые ногти на ногах жены, и не спросил, каким способом бездетная подруга смогла получить новую квартиру, неужели новый любовник подсобил? Рабочей обстановкой вечера нельзя было рисковать. А что, если он сразу выдаст жене коричневый конверт, полученный из Конторы? Деньги всегда успокаивают женщин. От нее пахло аптекой. В этом не было ничего нового, но, проходя мимо, Партс отметил и едва уловимый запах сухого шампанского. Волосы были непривычно взбиты. Как будто жена старалась показать, что она в своем уме.

— Почему ты разговариваешь со мной? — спросил Партс, четко выделяя каждое слово.

Жена вздрогнула, ее напористость тут же пропала, она молчала. Тлеющий кончик сигареты удлинялся, чашка с кофе дрожала в руке, Партс закрыл глаза и ничего не сказал. От кофейного сервиза осталось лишь несколько целых чашек, сервиз был свадебным подарком матери. Партс помнил, что произошло в прошлый раз. Жена посмеялась, какая, мол, разница, они им все равно никогда не пользовались, не было гостей, которым надо подавать кофе.

— Они так рады новой квартире. Ничего удивительного. Все как-то движутся вперед в жизни и в карьере, заводят семьи, только для нас каждый день может стать последним днем в Таллине. Но ты ведешь себя так, будто не понимаешь этого.

Партс впервые за много лет посмотрел жене в глаза. Прежде такие красивые и широко открытые, они теперь превратились в заплывшие щелки. Жалость проникла на кухню, раздражение отступило, голос Партса помягчел:

— Я не намерен возвращаться в Сибирь. Никогда, — сказал он.

Жена включила радио.

— Не намерен? Неужели? Я слушала по радио процесс над Айном-Эрвином Мере и все передачи о нем. Я даже сходила в Дом офицеров и посмотрела издали начало. Конечно, ваши уже знают, кто там присутствовал, но я надела платок и темные очки. Можешь найти меня на фотографиях, у вас их, наверное, множество.

Партс сел. Радио кричало, жена же понизила голос, так что ему приходилось следить по губам, чтобы понять, что она говорит.

— Какого черта ты там делала? Там не было Мере. Он в Англии и ни за что не уедет оттуда, — проворчал Партс.

— Я должна была. Я хотела знать, как это будет. На что это будет похоже.

Она закурила новую сигарету, предыдущая догорала в пепельнице. Рев радио гонял по кухне пыль и пепел.

— Боже мой! Это был показательный процесс! Айн-Эрвин Мере отказался сотрудничать с нами, в этом все дело!

— Он совершил ошибку. Но ты уверен, что сам ее не совершишь?