Рядом с алкоголиком. Исповедь жены - Катерина Яноух

Вынимая из сумки пеленки, питание и детские футболки, я еле слышно напевала. Разобрала сумку с туалетными принадлежностями. Достала нижнее белье. Мне уже не нужно будет таскаться с сумками. Мы снова дома, пусть даже в грязной после ухода рабочих квартире. Скоро закончатся работы и на кухне. Она будет новой и красивой. Кухня. Сердце дома. Здесь мы будем готовить еду, игриво наталкиваясь друга на друга. Я остановилась, погрузившись в мечты. Я видела, как мы целуемся, пока готовится лазанья. Представляла себе, как наша любовь расцветает и становится все сильнее, как она начинает приобретать вкус душицы, базилика и тимьяна. Видела себя и Рихарда. Здоровыми. И наших счастливых детей с глазами, светящимися как звездочки.

Рихард, конечно же, принес всем подарки. Я понятия не имела, где он их взял. Но это было неважно. Человек не может в одночасье избавиться от старых привычек. Однако я терпеть не могла подарков, преподносимых в качестве взяток. Я отлично знала, почему он дарит мне все это. Потому что ему нужно было избавиться от чувства вины. Потому что хотел купить мое расположение. Потому что хотел попросить прощения. Так что мне было лучше без всех этих подарков. Зато детям нет. Чем больше они получали подарков, тем больше радовались.

Начиналась новая, пока еще очень нестабильная жизнь. В наполовину разоренной кухне Рихард готовил спагетти и подливу из молотого мяса, на нем был фартук, он шутил и целовал меня в нос. Мы все вместе поужинали, улыбаясь друг другу. Непринужденно. Наконец-то это не было наигранным. Мы все еще были способны улыбаться друг другу? По всей видимости, да. В любом случае, в тот вечер мы отлично с этим справились.

Рихард пил минералку. Было приятно на это смотреть. Я уже забыла о том, что он может пить что-то другое кроме пива, вина или виски. Теперь он пил минералку, и я не могла на это насмотреться. Я влюбилась в эту картинку. Я влюбилась в способ, которым он подносил ко рту бокал с водой. Отпил. Сглотнул. Жидкость, которая никак не влияла на его жизнь и не отравляла дыхания. Он выпивал бокал до дна.

Чтобы трезвость стала нормой нашей жизни, Рихард получил от женщины-нарколога с карими глазами целую кучу сильнодействующих лекарств. По всей видимости, доктора имели право щедро назначать алкоголикам лекарственные препараты, заменяющие наркотические вещества. Разрешенные наркотики. Наркотики по рецепту, против которых общество не возражало. Однако к употреблению этих, на первый взгляд невинных таблеток алкоголик быстро привыкал, поэтому это было очередным свинством, однако я в то время над этим не задумывалась. Для меня эти таблетки были друзьями. Добрыми феями, которые с помощью волшебной палочки помогли вернуть мне мужа, помогли ему снова встать на ноги.

Собрил, атаракс, терален, пропован. Но самое главное – антабус. Антабус был гарантией того, что Рихард не начнет снова пить. Этот препарат обеспечивал своего рода внутреннюю привязанность к трезвости. Антабус был укротителем алкоголя, живущего в крови алкоголика. Это был вахтер, отправляющий обратно нежелательных гостей. Могло ли это быть так просто? Антабус гарантировал, что Рихарду будет очень плохо, если он выпьет. Вначале следовало принимать лекарство каждый день, чтобы проявилось действие препарата. Через пару дней алкоголик был им буквально пропитан. После этого было достаточно принимать по одной таблетке через день.

– Хочу, чтобы мне вшили капсулу, – сказал Рихард вскоре после этого. – Думаю, это лучше всего. Мне не надо будет думать о таблетках, а у тебя будет больше уверенности.

Возможность вшить под кожу капсулу с препаратом антабус воспринималась, как абстиненция с еще большей гарантией.

Срок действия капсулы составлял десять-двенадцать месяцев. Существовал риск, что алкоголик будет чувствовать себя очень плохо, однако многие все-таки шли на это. В конце концов, даже антабус не может остановить желания снова броситься в объятия алкоголя. Мы выяснили, что вшить капсулу с антабусом могут в одной стокгольмской частной клинике. Рихард ждал этого, можно сказать, с нетерпением. Рассказывал о Дане, парне, которому, как он слышал, сделали такую операцию. С того времени Дан якобы вел трезвый образ жизни (однако, как я узнала позже, это не совсем соответствовало действительности).

Мы вдруг смогли говорить друг с другом о людях, которые много пили. Мне кажется, Рихард сам этого хотел. Я убеждена в том, что он надеялся таким образом исключить возможность остаться один на один со своей проблемой. Ему служило опорой, что есть и другие люди, кроме него. Что на самом деле есть и другие алкоголики. Начали всплывать имена людей, которые много пили. Их было больше, чем я предполагала.

– Я точно готов вшить себе капсулу с антабусом, – заявил он. И его слова звучали убедительно.

Его решение меня обрадовало. Я с удовольствием обсуждала эту тему. Я была в восторге от того, как он запросто признался в своей проблеме. Признался, что болен. Чувство, что мы избавились от лжи, приносило облегчение. Было так здорово, что он не приходит в ярость от каждого моего слова.

Постепенно я стала все ближе знакомиться с абстиненцией, которая пришла на смену длительной зависимости. Ох, она, эта абстиненция, воспринималось как свобода! Однако никто мне не открыл глаза на то, что ее улыбающееся лицо было всего лишь маской, за которой скрывается совершенно другое выражение.

Я сделала ошибку, поверив в то, что абстиненция – это просто трезвость. Что не нужно ничего другого – только чтобы алкоголик перестал пить. Что абстиненция – это постоянное, лишенное осложнений, освобождающее состояние.

И не нашлось никого, кто был бы так любезен и объяснил мне, как алкоголик проживает свою первую абстиненцию. И никто меня не ввел в курс дела о реакциях созависимого, каковы его перспективы в этом отношении. Усталая врач-нарколог, специализирующаяся на лечении алкогольной зависимости, по понятным причинам не соизволила подробно обсудить со мной эту тему. Да и почему она должна была это делать? Я ведь физически от алкоголизма не страдала. Я не страдала никакой химической зависимостью. В амбулатории, как правило, занимаются людьми, находящимися в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, или сумасшедшими. Тот, кто живет с ними, вполне способен позаботиться о себе сам.

Было бы здорово, если бы существовало какое-нибудь методическое пособие с подробным описанием отдельных стадий абстиненции. Но на такие вещи у государства никогда нет средств.

О том, что абстиненция обманчива, я никогда не слышала. Я не понимала, что жизнь с алкоголиком, который только-только встает на путь трезвости, крайне ненадежна. Трезвый бывший алкоголик отличается – особенно вначале – совершенно особым поведением.

Только что завязавший не живет нормальной жизнью, как и те, кто его окружает. Человек полон доверия, но вместе с тем он как бы еще не определился до конца. Карточный домик построен, алкоголик мертв, чудовище пронзили мечом… но все вдруг продолжается как в дурном фильме ужасов, когда экран погас, зажигается свет, все с облегчением встают, а чудовище вдруг возвращается. И не раз. Снова, снова и снова. То, что у многих алкоголиков рецидивы являются неотъемлемой частью пути к выздоровлению, ни докторша из больницы святого Гёрана, ни кто-либо другой мне не объяснили. Что нет смысла говорить «если» возникнет рецидив, скорее «когда» возникнет рецидив. Что рецидив – плата за трезвость, ее менее приятная, оборотная сторона. Понятно, что с нами такого не должно было случиться. В нашей семье рецидиву места нет! У нас вся ложь раскрыта, а алкоголик решительно встал на путь выздоровления.