Смертельный дубль - Евгений Игоревич Новицкий

— Не исключено, — согласился Жаверов, с неудовольствием ловя себя на мысли, что ему уже не хочется всерьез подозревать Лихонина — дядю такой прекрасной племянницы…

68

— А, вы тут как тут, — кивнул майор Жаверов артисту Носикову, в который уже раз нагнавшему его в одном из коридоров «Мосфильма».

— Вас трудно не заметить, — улыбнулся Носиков. — Даже когда вы без формы… А уж в этой фуражке…

— Жаль, что вы ничего другого позавчера не заметили, — перебил его Жаверов.

— Виноват, товарищ майор, — поник артист. — Кабы я знал, так уж, конечно бы…

— Я вас ни в чем не виню, — счел необходимым сказать майор, — тем более что одну жизнь вы уже спасли… Но все-таки вы согласны, что оплошали, когда делали свои выводы? С Овчининым вы угадали, молодец, ну а Иннокентьевского почему же упустили?

— Упустил, — печально согласился Носиков. — Когда я перебирал разные произведения, которые у нас экранизировали, я, конечно, вспомнил о «Герое нашего времени». И сразу на ум пришел одноименный фильм Ростоцкого. А Ростоцкий, знаете, экранизировал не те части романа, где Печорин кого-то убивает… Вот я и решил, что Ростоцкому ничего не грозит, и, думаю, правильно решил… Но совершенно, представьте, вылетело из головы, что еще задолго до Ростоцкого Иннокентьевский снял «Княжну Мери». Именно там была дуэль эта проклятая…

— Ясно, — вздохнул Жаверов. — Ну, не огорчайтесь, товарищ Носиков, вы и так помогли, чем могли… Это вообще наша работа — предотвращать, так что… Хотя вы вот говорили про какие-то отряды, которые недурно бы собрать… Вроде дружинников, как я вас понял… Ну и как с этим?

— Увы, никак, — развел руками актер. — Никто не захотел с этим связываться.

— Значит, вы один-единственный на студии такой энтузиаст? — добродушно усмехнулся майор.

— Выходит, один… Я бы, конечно, за Иннокентьевским тоже пронаблюдал бы, как за Овчининым, — горячо заговорил Носиков. — Но не ожидал ничего подобного… Думал, если убийца снова пойдет на дело, то опять на Овчинина покусится… А он вон чего выкинул!

— А вы не допускаете, — спросил Жаверов, — что Иннокентьевского убил не тот, кто приходил к Овчинину?

— А кто же? — удивился актер. — То есть кто тогда, если не он?

— Сообщник, — просто сказал майор.

— Сообщник, — повторил Носиков и схватился за подбородок. — Хм, а почему бы и нет?.. Я же и сам раньше думал, что он, может, и не один действует… Но после того как я его практически увидел — со спины, правда, — я почему-то перестал о сообщниках думать. Я ведь и какую-то часть его разговора с Григорием Михайловичем слышал. Из этого выходило, что вряд ли такому психу станет кто-то помогать…

— Вы тоже считаете, что он — псих?

— Ну а кто ж еще, товарищ майор? Призраком себя называет и так далее…

— Может, он так шутит? Вернее, издевается…

— Ну, не знаю, товарищ майор, — протянул артист. — Стало быть, вы не исключаете сообщника?

— Не исключаю, — подтвердил Жаверов.

— А знаете, что мне сейчас в голову пришло? — широко улыбнулся Носиков. — Только не смейтесь! Я вот подумал, что вы и меня очень даже можете подозревать… Мол, ходит тут какой-то такой, живо интересуется следствием и вообще на детективах помешан. И когда на Овчинина было покушение, он тут как тут! Это же гениальное алиби, не правда ли? Я, мол, спас очередную жертву, меня теперь нельзя подозревать! А сам после этого иду и убиваю кого-то уже по-настоящему. А визит к Овчинину — это все для отвода глаз, чтобы подозрения отвести…

— Ну и фантазия у вас, товарищ Носиков! — рассмеялся майор. — Тогда этот ваш напарник — какая-то исключительно благородная личность, если ради того, чтобы алиби вам обеспечить, он с открытым, так сказать, забралом заявился к известному режиссеру и стал ему угрожать… Его же теперь опознать могут.

— Так ведь опознали уже, — напомнил актер. — Воскресший Топорков к Овчинину явился — вот что получается. То есть, если б мы действительно были напарниками, этот его невероятный фокус и впрямь мог бы обеспечить алиби и мне, и ему самому, кем бы он там на самом деле ни был…

69

Режиссер Овчинин по-прежнему пренебрегал правилами собственной безопасности — словно нарочно, подолгу оставался на территории студии в одиночестве и задерживался по вечерам.

Пару раз он ловил артиста Носикова на том, что тот продолжает приглядывать за ним, и отнесся к этому крайне негативно. В первый раз он всего лишь сухо заметил актеру:

— Товарищ Носиков, прекратите свои наблюдения. Мне это неприятно, понимаете, когда за мной шпионят. Знаю, вы делаете это из благородных побуждений, но тем не менее прошу вас прекратить.

Во второй раз режиссер был более строг:

— Я вас, кажется, просил оставить меня в покое…

— Но, Григорий Михайлович… — взмолился было актер, однако Овчинин резко оборвал его:

— Никаких «но»! Слышать ничего не желаю. Я вас и впрямь хотел снять в следующем фильме, но теперь уже не знаю…

— Товарищ Овчинин, — укоризненно произнес Носиков, — как будто я об этом пекусь…

— Знаю, что не об этом, — кивнул режиссер, — однако благими намерениями дорога в любом случае вымощена сами знаете куда… Так что живите своей жизнью. Да и что с того, если меня, допустим, убьют? Для вас-то это разве большая потеря будет? Вы ведь даже не рветесь у меня сниматься. И экранизации Шекспира вам не нравятся…

— А вы не подумали, Григорий Михайлович, — обиженно возразил актер, — что меня потом совесть замучает, если с вами действительно что-то произойдет… Я же всю жизнь буду себя винить: мол, мог помочь и не помог!

Овчинин усмехнулся:

— Что ж, если у вас такая суровая совесть, то, когда она пристанет к вам насчет меня, вы ей скажите: «Я все сделал, чтобы ему помочь, но этот надменный осел Овчинин не позволил мне этого. Так что с меня взятки гладки». Вот и вся недолга, товарищ Носиков.

— Эх, Григорий Михалыч, Григорий Михалыч, — скорбно произнес артист. Но все-таки оставил Овчинина в покое — своих вечерних наблюдений за ним уже не возобновлял.

Однако после этого разговора оставшийся без опеки Носикова режиссер и сам прекратил свои демонстративные одинокие задержки по вечерам. Теперь он почему-то уходил вместе со всеми, хотя никто в его съемочной группе не придал этому значения. Если об Иннокентьевском действительно могли сказать, что он не на шутку опасается встречи с убийцей, то заподозрить Овчинина в трусости не мог ни один знавший его человек.

Общее мнение об Овчинине было таким, что это человек