Научите своих детей - Иван Фабер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обуви у порога было немного – ещё одна пара аналогичных ботинок, что были при хозяине, и выходные тапочки-сланцы.
Начиная со входа, повсюду валялась одежда – штаны, футболки, шорты – видимо, по возвращению из института и других, угодных или неугодных ему мест, он не любил останавливаться, освобождаясь от одежды на ходу.
«Не видит беспорядка в собственных действиях..»
Стены, к месту, были украшены двутонными, а именно чёрно-белыми набросками разнообразного наполнения – от классической анатомии до вульгарно позирующих девушек. Крепили листы на чёрную изоленту, уродливо оборванную, но местами аккуратно срезанную, вероятнее всего, скальпелем, который Томас нашёл на том же комоде в прихожей. Кстати говоря, скальпель в этом доме был не в единичном экземпляре – далее они были обнаружены на кухне, где хозяин оперировал ими как кухонным ножом, коего у него не нашлось, и одном (из трёх!) столов в главной комнате – Карл точил и заострял ими кучу карандашей и странного вида мелки, над рассмотрением которых Том завис. Рядом лежали небольшие зарисовки натюрмортов, скорее всего, визуализированных внутри головы художника, ибо как ни одного из запечатлённых на бумаге цветка или кувшина, в квартире не было. Это всё было выполнено трением тонкого, с мизинец ребёнка, необычного мелка об особого покрова, тёмных оттенков, бумагу.
– Это пастель.
Рыжая бестия устроила в голове Тома колоссальных размеров взрыв – неужели, после стольких лет скитаний по серому миру, эта обречённая жизнь запятнала в его голове память о данном материале – ведь когда-то она была его фаворитом, коим он выделывал на листах свою первую, нетронутую пассию.
– Единственное, чем он может рисовать – как говорил сам Карл.
София подошла к тому же столу, аккуратно проведя рукой по нелакированной поверхности рисунков. Том слышал дрожание её переменчивых вздохов, говорящее ему, что стоит отойти от этого угла дома. Но как ему избавить свою спутницу от переживай, когда всё то, что находится здесь, в миг, Том абсолютно уверен в этом, могло швырнуть её покалеченное настроение в яму нового переживания.
О, да – она не вытерпела и кинулась вон из квартиры.
Том не нашёл ничего, что было связано с Алисой. Также в квартире не было ни наркотиков, ни следов их употребления. В холодильнике стояла лишь полупустая, полуполная бутылка скоттча, а в раковине – стакан, с уже засохшим, прозрачным пятном на дне.
Вещи Карл носил обычные, неброские – исключением была, видимо, любовь к клетчатым рубашкам, коих было около десяти в его шкафу. На втором столе валялись учебники по английскому и, забавно, юридическая литература – рядом с ними исписанные тетради – остатки прошедшего учебного года.
Среди всех этих книжек Том нашёл одну изюминку – лежащих друг на друге Библию на русском языке и «Лолиту», закладка внутри которой почти достигла конечной страницы.
Между стеной и третьим, самым большим столом, валялась большая папка, предназначаемая для переноса крупных листов бумаги. Открыв её, Том обнаружил ещё большую коллекцию мастерских рисунков не только пастелью, но ещё и маслом. Средь этой кучи очень выразительным было наличие портретов, а именно красивых девушек – никого больше художник не желал изображать.
Сколько бы обычный очевидец не восхищался семи творениями, Томас же раздражительно осматривал каждый уголок – всё бесполезно. О хозяине квартиры ничто ничего не говорило – лишь его чёртовы рисунки повсюду! Не было ни дневника, ни какого-либо блокнота с заметками.
Хотя, на самом деле, для настоящего психодиагностика, данный набор говорил, возможно, о наличии акцентуаций, или, что ещё хуже, о психопатиях у самого автора, но Тому этого было недостаточно.
Выйдя на улицу, на чистый, ухоженный переулок, среди обитателей которого врятли имелись девиантные личности – хозяева местных квартирок были как из среднего, рабочего, так и из класса повыше, абсолютно ничем не увлекающееся, да и по вызовам это место было одним из самых тихих – Томас подошёл к автомобилю – внутри него, совершенно невинно, опёршись на стеклянную поверхность окна, сопела его спутница, покой которой он, в душе, так не хотел нарушить. Но в этот раз хладнокровие и бестактность взяли верх, и Томас с шумом открыл дверь, практически «по-мужски» подтолкнув спящую за ляшку. Софья встрепенулась, мгновенно застыдив саму себя за то, что позволила своей воле уснуть в чужой машине – но затем обратила на Тома непонятливый взгляд, который относился к жесту с его стороны. Нелепое молчание прервалось вопросом детектива о дальнейшем пункте назначения мисс Радищевой – имеет ли она желание двинуться с ним обратно, в участок, ради свидания с младшим братом, либо же отвезти её домой – Том украдкой хотел узнать адрес Софьи от неё самой.
Услышав о предложении свидания с Карлом, девушка выдохнула, вероятно, от ожидания в течение всего вечера данных слов, и тотчас согласилась на первый вариант.
В деле появилось ещё одно лицо – Даниель Чарльз Хьюз. По карте – тридцатисемилетний, неженатый безработный, не раз чалившийся в психиатрических пансионатах. Как позже выяснилось, из анамнезов – изначально перспективный малый, потерявший всю собранность после исключения из колледжа – данный поворот событий в судьбе заставил его пристраститься к алкоголю, а точнее, к одиночным запоям, внутри своей комнаты – одной из комнат в квартире матери, с которой жил по сей день.
Интересная личность, раз его под собственную опеку взяла Алиса – думал Том, и в его планах уже было посетить шоссе Финсера, дом одиннадцатый, где проживала матушка пациента – вдова миссис Ребекка Джулиа Хьюз. Не хотелось бы печалить её столь отрицательным известием, но Том был обязан.
Всё ещё полный, видимо, неиссякаемой энергии, Томас вылетел из автомобиля, припарковавшись у отделения. София же медленно выползла на улицу, с трудом захлопнув кажущуюся ей тяжеленной дверь.
После прохождения кордона, они сразу направились на нижние этажи, к камерам, где Томас попросил оставить офицера свою спутницу, Карла и самого детектива наедине – офицер остался стеречь входную дверь, а Томас же зашёл за гезелловское стекло, о чём, как думал он сам, не подозревала посетительница.
Карла привели через минуту – он медленно вошёл, помыкая