Бесконечная утопия - Стивен Бакстер

– Я подумаю, – сказал он.

Бердон хлопнул себя по лбу.

– Да что ж такое! Не думай – делай.

Но Луи был непоколебим, по крайней мере не под влиянием момента.

Они вернулись в палатку, где Хаккет читал газетную вырезку, торжественным тоном повторяя речь Альберта о рабстве.

– «Я глубоко сожалею, что благотворные и упорные усилия Англии по прекращению этой отвратительной торговли человеческими существами, разоряющей Африку и черным пятном лежащей на цивилизованной Европе, еще не привели к удачному завершению…»

На старого Авеля это, кажется, произвело магический эффект. Он обхватил запястье Саймона своими артритными пальцами.

– Саймон, слушай эти слова. «Разоряющей Африку… черным пятном». Никогда не забывай эти слова, никогда.

С миром творилось что-то неладное.

Спустя три года после прибытия сюда с Лобсангом, Беном и Шими у Агнес наконец сложилось мнение относительно Запада-1217756.

О, люди были хорошими. В конечном итоге именно люди имеют значение. Агнес всегда это знала, все остальное просто фон.

Но мир был странным.

Взять старый участок Паульсонов. Сначала Никос Ирвин со своей собакой днями напролет пропадал в этом ветхом обменнике на дальней стороне холма Мэннинг. Теперь Никос и его приятели выросли и потеряли интерес к дому, но их место заняло новое поколение, в том числе Бен и младшая сестра Никоса Лидия. Агнес слышала страшные истории о призраках и не придавала им значения, но ощущала что-то странное каждый раз, когда приходила туда, чаще всего в поисках Бена. Едва уловимые необычные запахи в лесном воздухе. Однажды – странный зеленоватый свет, исходящий от задней стороны дома. Просто отблеск – вот есть, и уже нет. В прошлой реинкарнации Агнес ее смертельная болезнь началась с твердой шишки на теле в том месте, где ее быть не должно. Дом Паульсонов – то же самое, подумала она. Он был изъяном, чем-то неправильным, непрошеным, чего не должно существовать в этом мире. Она решила пока не запрещать Бену ходить туда – боялась ссоры, которая могла за этим последовать, – но уже была близка к тому, чтобы запретить.

Но больше всего, как обнаружила Агнес, ей была не по душе невозможность узнать точное время. И неважно, что таковы здешние правила. С самого прибытия сюда она ни разу не чувствовала себя выспавшейся. Рассвет всегда наступал слишком рано, в любое время года. Что-то подсказывало ей, что другие чувствуют то же самое – к примеру, Марина Ирвин, когда заходила на чашечку утреннего кофе: какую-то усталость, неясность сознания, туман в голове. Но без нормальных часов Агнес не могла сказать, изменились ли ее периоды сна и насколько.

Казалось, даже животные подавлены. Пушистики вылезали из своих нор и дупел в деревьях не в то время. Порой большие птицы как-то беспорядочно бегали по лесу, издавая орлиный клекот.

Агнес раздумывала, не попросить ли Лобсанга открыть ей доступ к внутренним таймерам или к часам в гондоле. Но все время откладывала – ей казалось, что это будет началом конца, трещиной в мечте.

Лобсанг тем временем ничего не комментировал. «Джордж» просто затаился. Он работал по хозяйству, невзирая на любые капризы погоды, укреплял ограду вокруг участка, чинил крышу дома, к которому они пристраивали по одной комнате, полол сорняки на цветочных клумбах, обрабатывал огород, ухаживал за животными и посевами. Он был довольно общительным. Участвовал в охотах. И, что забавно, учился играть на скрипке, чтобы исполнять музыку на сельских танцах. В вечернем воздухе над холмом Мэннинг разносились звуки, похожие на визг бородавочника.

Агнес предполагала, что таким поведением он демонстрировал ей победу. Он оживил ее в первую очередь затем, чтобы обеспечить баланс собственным всеведению и всемогуществу. Но теперь – и, возможно, это было типично для Лобсанга с его стремлением впадать в крайности – он полностью отбросил свою личность ради этой новой жизни в роли «Джорджа», пустившего корни в почве удаленной Земли.

И он решительно отказывался задумываться над аномалиями этого мира. Даже случайные вспышки на Луне не отвлекали его от концентрации на буднях первопроходца.

А вот Агнес этого было недостаточно, уже нет. Она решила, что надо что-то делать.

* * *

Ясным весенним днем Шими пришла повидать Агнес, когда та возилась со своими приспособлениями во дворе с подветренной стороны дома, укрывшись от преобладающих здесь ветров. Агнес взяла на кухне пластмассовую воронку, повесила ее на скобе, наполнила песком с берега ручья и стала смотреть, как песок утекает в ведро. Сама при этом сидела на земле и считала свой пульс.

В мире, где не разрешается заводить часы, решила Агнес, она, черт побери, сделает собственные. Не электронные и даже не механические, которые были для нее таким же темным лесом. Она обратится к основам.

Кошка подошла с какой-то скованностью, легла рядом с Агнес и стала рассматривать оборудование.

– Позволь поинтересоваться, Агнес, что за хреновину ты делаешь?

– Не можешь определить? Это песочные часы. И мне не хватает Джошуа. Он бы смастерил мне такие за пару часов, возможно, даже в полированном деревянном корпусе…

Кошка стала вылизывать лапы.

– Существует куча способов узнать время. Например, простейшие солнечные часы. Хотя, чтобы их откалибровать, уйдет несколько недель.

– Их я тоже собираюсь сделать. Но хочу попробовать и другие способы, которые не зависят от солнца. Шими, я хочу измерить продолжительность суток. Я знаю, что это звучит глупо.

– Я несколько месяцев путешествовала на твенах с флотскими ворчунами. Поверь, ничего, что касается механики, для меня не прозвучит глупо. И я знаю, зачем тебе это. Мы говорили об этом раньше…

– Я думаю, что тут что-то не так со временем, – выпалила Агнес. – Дни слишком короткие или слишком длинные. Я не знаю. Все, что я знаю, – у меня проблемы со сном, и всегда были. И поскольку все наши часы остались дома в Мэдисоне-Запад-5 либо вне досягаемости…

– Мои внутренние часы мне тоже недоступны.

– …и я не хочу просить Лобсанга, потому что он расстроится, если я начну нарушать местные правила. Мне нужно будет сделать еще некоторые измерения. Я подумала, что если смогу точно измерить час, ну тогда я просижу день и ночь, с рассвета и до рассвета, и буду просто считать часы, считать, как часто придется высыпать ведро. Это приблизительно, но лучше, чем ничего.

– Лучше с полудня до полудня. Легче отмечать точно. Солнечные часы тебе бы помогли. И, наверное, лучше взять ведро поменьше, чтобы отмерять полчаса или четверть часа… Или ты можешь взять и то и другое, чтобы сверять измерения. Но как ты узнаешь, что твои песочные часы отмеряют настоящий час?

– Это уже мое дело, все в порядке. – Она показала кошке запястье и прижала пальцем вену. – Мой пульс в спокойном состоянии всегда был довольно стабильным, пятьдесят ударов в минуту.