Формула Бога. Эволюция религии, культуры и этики в эпоху технологической сингулярности и бессмертия - Александр Плющенко

Эдвард Уилсон заявлял: «Мы находимся во взвешенном состоянии, постоянно колеблясь между двумя противоположными силами, которые нас и сформировали». Именно этот постоянный внутренний конфликт является основной нравственной и этической проблемой для большинства людей. Но, возможно, именно такой конфликт – единственный способ во Вселенной развития интеллекта и эусоциальности человеческого уровня.

Человечеству необходимо научиться эффективно управлять этими врожденными противоречиями, чтобы перейти к новому уровню развития человечества, который сделает большинство людей на планете по-настоящему счастливыми. При этом исследования генетики поведения и эволюционной психологии настаивают на ограниченности развития возможностей человека (нравственных, физиологических и интеллектуальных), потому что наследственность закладывает 40–50 % определенных качеств уже при рождении индивида. Поэтому современные социальные и политические системы (включая религию) необходимо развивать так, чтобы они помогали развитию только положительных качеств каждого человека.

И это значит, что в обществе также существует, как сказал Майкл Шермер, «потребность в строгом нравственном воспитании, осуществляемом родителями, родными, друзьями и членами общества, поскольку у людей двойственная природа – они эгоистичны и бескорыстны, склонны к соперничеству и способны к сотрудничеству, алчны и щедры, поэтому нам нужны правила, рекомендации и поощрение, чтобы поступать правильно».

Юваль Ной Харари заявлял: «Люди верят, что за существующим укладом стоят непреложные законы природы или священные предписания Господа, а не просто человеческие прихоти. Любое наше масштабное взаимодействие зиждется на вере в воображаемый порядок. Это тот свод правил, которые, существуя лишь в нашем воображении, представляются нам реальными и неколебимыми, как гравитация». По этой причине очень важно понимание интерсубъективной реальности, которая создается взаимодействием многих людей, а не чувствами или верованиями отдельных личностей.

Классический пример интерсубъективной субстанции – это деньги (особенно бумажные, ничем не обеспеченные), которые теряют свою ценность сразу, как только люди перестают в них верить.

Аналогично в интерсубъективной среде существуют и боги с религиями. Но для понимания их интерсубъективности нам необходимо мужество и тщательный анализ нашего мировоззрения.

Поль Анри Гольбах отмечал: «Если бы у людей хватило мужества обратиться к источнику взглядов, глубочайшим образом запечатленных в их мозгу; если бы они отдали себе точный отчет о причинах, заставляющих их относиться к этим взглядам с уважением, как к чему-то священному; если бы они решились хладнокровно проанализировать мотивы своих надежд и опасений, то они нашли бы, что предметы или идеи, способные сильнейшим образом влиять на них, часто не обладают никакой реальностью, представляя собой просто лишенные смысла слова, призраки, созданные невежеством и видоизмененные больным воображением».

Некоторые исследователи считают, что именно Гольбах первым начал говорить о религиозном мифе как о способе первобытных людей объяснить действительность. Что особенно важно – большинство людей готовы согласиться с тем, что религии являются продуктом коллективного воображения, но только тогда, когда речь идет о чужих богах, и никто не готов признать фикцией «своего Бога».

Юваль Ной Харари писал: «Нам хочется верить, что человеческие жизни имеют некую объективную значимость и что мы приносим жертвы во имя чего-то более важного, чем порождения нашей фантазии. Но на самом деле жизни большинства из нас значимы только в той сети мифов, которые мы рассказываем друг другу».

Значительный прорыв в эволюции интерсубъективности произошел около 5000 лет назад при появлении письменности и денег. В письменных обществах люди объединились в сети, работающие по определенным алгоритмам. Именно тогда и началась история современного человека и его религий.

* * *

Многие нейрофизиологи при рассмотрении работы мозга уделяют много внимания базальным ганглиям, являющимся, по словам Питера Уайброу, «центральным элементом мозговых сетей рефлекторной двигательной активности и интуитивного рефлекторного понимания, соединяя при этом новую фронтальную кору и древние лимбические структуры в непрерывный контур обработки информации». Эволюция такого рефлекторного поведения дает новые биологические преимущества – человек получил возможность осуществлять множество действий почти без осмысления. А из-за этого появляется больше времени для сознательной оценки ситуации и/или действия.

Еще более важный для понимания религиозности человека эволюционный инстинкт – это тяга к духовности и религиозности. Она появилась в тот момент, когда человек осознал свое существование, но вместе с этим принял и неминуемость смерти. И понял, что есть бесконечность.

Мэтью Альпер считал, что с этим осознанием колесо жизни, миллиарды лет вращавшееся так плавно, заехало в когнитивный тупик.

Эволюционный двухуровневый отбор сбалансировал появление разума у гоминидов врожденной религиозностью. Фрэнсис Гальтон еще в 1894 г. сказал: «Из двух варварских народностей одна оказывается более суеверной и, как правило, более сплоченной, следовательно, более могущественной».

Первыми системный подход к пониманию религиозности, бессмертия души, абсолюта и других значимых дефиниций в этой области, как ни странно, предложили античные философы Платон и Аристотель. В дальнейшем мы встречаем их идеи почти во всех основных религиях мира.

* * *

Можно сказать, что человечество выходит сейчас на новый уровень своей эволюции, потому что в последнее время происходит интенсивное генетическое сближение различных народов, обусловленное растущим объемом перемещающихся по планете людей, что приводит к появлению большого количества межрасовых детей.

Вера (особенно в догматические монотеистические религии) почти всегда обратно пропорциональна IQ, но при этом прямо пропорциональна EQ.

* * *

Вся интеллектуальная динамика любого социума напоминает движения маятника в ментальном пространстве: сначала колебания между крайними и зачастую противоположными мыслями, но постепенно они входят в более узкий диапазон умозаключений.

Ричард Фейнман писал: «Если она [теория] расходится с опытом, значит… она неверна. В этом простом утверждении – ключ к науке. И совсем не важно, насколько элегантно твое предположение, насколько умен ты сам, кем высказано предположение, какое имя носит этот человек. Если предположение расходится с опытом, оно неверно».

Здесь хочу привести рассуждение Стивена Джея Гулда: «Сама мысль, что наблюдение может быть чистым и ничем не подпорченным (и следовательно, не подлежащим сомнениям) и что великие ученые по определению являются людьми, способными избавить свой разум от ограничений культуры, в условиях которой они живут, и делать выводы строго на основании беспрепятственно проведенных экспериментов и наблюдений в сочетании с четкими и всеобъемлющими логическими рассуждениями, зачастую вредила науке.