Золото мертвых - Андрей Александрович Васильев

помнишь одну вещицу, которую ты так желал у меня приобрести пару месяцев назад? — веско произнес Шлюндт. — Я тебе тогда еще отказал? Теперь ситуация изменилась, и у тебя есть шанс стать ее обладателем.

Замолчал Вагнер, задумался.

— Карл Августович, на пару слов, — обратился я к антиквару, тот понятливо кивнул, и мы отошли в сторонку.

— Он согласится, — шепотом сообщил мне Шлюндт. — Сейчас поразмышляет и согласится.

— Думаю, что да, — признал его правоту я. — Но что-то мне подсказывает, что простым поиском клада моя благодарность за помощь тут не ограничится.

— Валерий, Валерий, — укоризненно произнес Карл Августович. — Зачем все сразу переводить в плоскость «ты мне — я тебе»?

— Потому что меня с детства приучили к тому, что любая сторонняя помощь чего-то стоит, — парировал я. — К тому же вы сами сказали, что оговоренную часть сделки выполнили, перстень отыскали. А все остальное — дополнительные услуги, которые, естественно, чего-то да стоят.

— Формально ты прав. — Шлюндт достал из кармана забавную круглую коробочку, открыл ее, и засунул в рот зеленую круглую таблетку. — Не желаешь? Мятные пастилки, в жару очень хороши, притупляют жажду.

— Нет, — отказался я. — Итак?

— Ну если ты настаиваешь… — Старик наморщил лоб, как бы решая, что именно попросить. — Скажем так — ты даешь мне слово, что один раз по моей просьбе изменишь свое решение по какому-либо вопросу.

Не скажу, что ждал такого, но все равно не удивлен. Вернее — я был уверен, что подобное условие раньше или позже прозвучит, но думал, что все же позже, чем раньше. Но нет, не стал господин Шлюндт тянуть, и использовал первый же подходящий случай. Впрочем, данный вариант все же чуть мягче и лояльней того, что я предвидел услышать.

Хотя это ничего не меняет, разумеется.

Я подошел к окошку в двери, глянул на человека, находящегося за ней, задержал взгляд на перстне, поблескивающем на его пальце, повернулся к антиквару и твердо заявил:

— Нет.

— В смысле? — на этот раз антиквар на самом деле удивился, никакого наигрыша тут в помине не имелось. Он на самом деле был уверен в том, что я отвечу согласием, потому отказ его обескуражил. Ну, может, и не обескуражил, может, я себе льщу, но в любом случае подобного он явно не ожидал.

— В самом прямом, — пояснил я. — Данное условие для меня неприемлемо, Карл Августович. Я никогда не обещаю того, в чем не уверен, потому даже в детстве на «американку» никогда с ребятами не забивался. Кто знает, что надо будет сделать, если проиграешь? Вдруг придется, например, без трусов три круга вокруг школы обежать? Унизительно же, девочки смотрят. А надо, слово дано, заднего не включишь, ибо западло. Так что — нет. Придется, как видно, идти другим путем, не самым прямым и чистым, но все же действенным. Есть у меня кое-какие соображения на этот счет.

И я демонстративно цыкнул зубом, так, будто он у меня болит. Шлюндт понял мой намек, его взгляд стал колючим.

— Но, само собой, обещанный гонорар за ваши труды будет выплачен в полной мере, — заверил его я. — Назначайте день, называйте время, и я сделаю все, что от меня зависит. Тем более что удружить вам для меня всегда в радость.

И я растянул рот в улыбке, демонстрируя ему все свои тридцать два зуба, из которых несколько были ненастоящими.

— А я вас вспомнил, молодой человек, — вдруг сообщил мне Вагнер. — Увидел ваши зубы — и вспомнил. Вы сын Анатолия Дмитриевича Швецова, верно? Мы специально тогда материалы из Женевы заказывали, ваша матушка настояла. А вы, помнится, убеждали ее, что это все блажь.

Было такое. Мы тогда с «соколовскими» пацанами схлестнулись, и мне два верхних зуба один из них при помощи кастета удалил. Ну и губу крепко разодрал, мне ее в этой же клинике после пластический хирург в норму приводил. Тоже, разумеется, по настоянию мамы. Я был против, ибо пыль странствий и шрамы украшают мужчину, ну или как минимум добавляют ему шарма. Я на этот шрам за три месяца пяток доверчивых дурочек поймал, между прочим, рассказывая им на ходу сочиненные байки о его происхождении. Ясно, что с дамами постарше такой трюк не пройдет, но на первокурсниц он действовал отлично, особенно если в дополнение к нему шел «чилаут» в каком-нибудь приличном клубе.

— У вас прекрасная память, Петр Францевич, — отвесил я врачу легкий полупоклон. — Уважаю.

— Профессиональная, — скромно заметил тот. — Как здоровье отца? Давненько он к нам не заглядывал.

— Должно быть, времени у него нет, — ответил я. — И потом — он не любит подобные заведения. Считает, что чем реже ты в них появляешься, тем меньше проблем свалится на твою голову.

— Распространенное заблуждение. — Лицо Вагнера стало грустным. — Как увидите его…

— Маловероятно, — прервал я его слова. — Мы не так часто общаемся. Но если вдруг — я непременно передам ему ваш поклон и приглашение на плановый осмотр. И еще одна просьба…

— Петр, ты получишь кинжал Зияуддина, — не дал мне договорить Шлюндт. — Он твой. Но мой юный друг войдет в эту палату и осмотрит перстень.

— Карл Августович, теперь я тем более против, — насупился врач. — Повторю то, что уже говорил — человек за дверью опасен. Он не контролирует себя, поскольку лишен разума. Перстень же — краеугольный камень его безумия, предмет, который он будет защищать всеми силами. Бог с ней, с репутацией, но мы не вправе рисковать жизнью и здоровьем этого юноши.

Ну не знаю, не знаю… Полагаю, мой папаша только обрадуется, если меня придушит псих. Скажет что-то вроде: «подобное к подобному тянется».

— Петр, возможно, я тебя крайне удивлю, но человечество давным-давно изобрело массу медикаментозных средств успокоительного типа, — задушевно сообщил Вагнеру антиквар. — Поставь этому беспокойному господину какой-нибудь укольчик, после которого он заснет сладким сном, да и все. Наш мальчик зайдет, посмотрит колечко и после выйдет, а ты получишь кинжал, некогда принадлежавший легендарному герою Кавказа, который тебе так нужен, уж не знаю зачем.

И в самом деле — на кой врачу кинжал горца? Убей не пойму. На коллекционера холодного оружия он точно не похож. Впрочем — какая разница? Вопрос в другом — что затеял мой хитроумный друг? Что он хочет получить от меня?

— Укольчик, — посопел Петр Францевич. — Ну если что-то седативное, и не очень большую дозу… Ах, Карл Августович, Карл Августович, на что только не пойдешь из уважения к вам?

И он покинул нас, направившись по коридору в сторону поста, на котором скучала очень симпатичная медсестричка.

— Валерий, молчи, — велел мне