Ореховый лес - Мелисса Алберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Полиция начинает расследование серии убийств на севере штата». Деревушка Берч в штате Нью-Йорк в последнее время стала центром полицейского расследования особой важности…
– Что ты читаешь?
– Берч, – сказала я. – Берч, штат Нью-Йорк. Вот куда нам нужно.
– Зачем? Что ты нашла?
– Убийства туристов и спортсменов на севере штата.
Глаза Финча расширились.
– Сопределье?
– Я бы не удивилась. Убийства происходят уже несколько месяцев, и Сопредельные наверняка в этом замешаны. Существа вроде Дважды-Убитой Катерины. – Я помедлила, вглядываясь в темноту за деревьями. – Кого ты имел в виду – под «не совсем» вампирами?
Финч пожал плечами с деланным равнодушием.
– Дженни и Ночных женщин.
Я вспомнила заглавие одной из сказок Алтеи.
– Что это за история?
– Дженни – фермерская дочка, испорченная девчонка, которая не любит слово «нет». Она встретила в лесу странного ребенка, который ее научил, как можно наказать родителей: проколоть им пятки, пока они спят, помазать их кровью камень и закопать его под их окном. Она все это проделывает – и вызывает Ночных женщин. И это, как ты понимаешь, очень большая ошибка.
Какая-то мысль билась в моем уме – старое, выцветшее, как бумага, воспоминание, которое пыталось выйти на свободу. Я рассеянно водила пальцем по шраму на подбородке.
– А есть какая-нибудь история… – я изо всех сил пыталась думать, но вызвать воспоминание к жизни было не легче, чем поймать рыбешку кончиками пальцев.
Чикаго. Дикий крик Эллы. Свет, очерчивающий контуры двери…
– Про дверь, – выдохнула я. – Есть в этой книге история про дверь? Что там происходит?
– «Дверь, которой не было». Почему ты о ней подумала?
– Просто перескажи ее.
Он помедлил, тревожно глядя в сторону деревьев.
– Ладно. Расскажу, как помню.
На самой границе лесов, в маленьком городе Сопредельных земель жил-был богатый купец. Большую часть времени он проводил в разъездах, но все же достаточно пробыл дома, чтобы зачать со своей женой двух дочерей-погодков – старшую, темненькую, и младшую, золотоволосую.
Отец девочек все время отсутствовал, а мать была странная женщина: часто она запиралась в своей комнате наверху и оставалась там часами. Дочери прижимались к ее двери и слышали, как она там с кем-то разговаривает, но только старшая, Анья, иногда слышала голос, отвечавший ей. Он был такой тихий и шелестящий, что она почти верила – это просто шорох листвы за окном.
Однажды зимним днем, когда Анье было шестнадцать, ее мать заперлась в своей комнате и больше оттуда не вышла. Через три дня слуги взломали дверь и не нашли за ней никого. Дверь была заперта изнутри, окна закрыты. Все, что осталось от пропавшей женщины, – это костяной нож на полу, лежавший в луже крови.
Анья слышала, как об этом шептались слуги, и пробралась в материну комнату, чтобы все увидеть самой. Пятно на полу вызвало в ней такой ужасный страх крови, что с того дня она могла стирать свое белье после месячных только в темноте.
Слуги отправили хозяину весточку, что его жена умерла, или исчезла, или еще что похуже, и долго не получали от него ответа. До первого теплого дня весны, когда купец вернулся домой в роскошном экипаже, какого его дочери никогда не видели.
В экипаже сидела их новая мать. Она вышла на мощеный двор и улыбнулась девочкам. Она была хрупкая, ниже Аньи, с копной светлых волос и голубыми глазами, которые холодно оглядывали падчериц – сперва одну, потом другую.
Их отец оставался дома целых полгода. Очарованный новой женой, он кое-как терпел присутствие дочерей, которые бегали по дому, как сумасшедшие, – так они привыкли жить, воспитывая сами себя в отсутствие обоих родителей.
Наконец купцу надоела его новая жена, как когда-то надоела старая. Он поцеловал ее на прощание, кивнул дочерям – и снова уехал.
Терпение мачехи скоро закончилось. Она кричала на девочек, раздавала им пощечины по малейшему поводу и всегда носила в кармане острые ножницы, чтобы отрезать им пряди длинных волос в наказание за проступки. Всякий раз, уезжая куда-нибудь, она запирала падчериц – чтобы, как она говорила, они не вздумали без нее безобразничать. Запирала она их в комнате покойной матери, где окна никогда не открывались и петли их проржавели, а темное пятно на полу следило за Аньей, как недобрый глаз. Кровать матери давно порубили на дрова и сожгли по приказу отца, а все красивые безделушки, которыми она себя раньше окружала, пылились под замком. Так что две девочки оставались в пустой комнате с ядовитым пятном посредине.
Сначала мачеха не уезжала из дома дольше, чем на несколько часов. Но вскоре она стала пропадать целыми днями, а потом – и ночами. Когда она впервые посадила девушек под замок на целые сутки, Анья билась в дверь и визжала, пока не посадила горло и не разбила в кровь кулаки, но никто не пришел, чтобы их освободить.
Когда мачеха наконец отперла дверь, она наморщила нос и с отвращением указала на ночной горшок. «Вынесите это», – велела она. На ее щеках были пудра и румяна, размазавшиеся от пота; она не смотрела падчерицам в глаза.
Наконец пришел день, когда мачеха заперла их в комнате с миской яблок и кувшином воды, уехала и больше не вернулась. Солнце всходило и заходило, всходило и заходило. На третий день Анья посмотрела в окно – и увидела, что слуги один за другим покидают дом, неся пожитки на плечах.
Дом опустел. Яблоки были съедены, вода давно выпита. Окна оставались заперты, и стекла их не поддавались, даже когда Анья била по ним своим башмаком.
Той ночью сестры лежали рядом посреди комнаты, стараясь согреть друг друга своим теплом. А потом Анья услышала звук, который уже почти позабыла. Он походил на шорох листьев, скребущихся об оконное стекло.
Этот звук исходил из кровавого пятна на полу. Девушка медленно подползла к нему, прижалась ухом и затаила дыхание.
В самой середине ночи в шорохе стали различимы слова.
– Вы умрете, – сказал ей голос.
Анья разозлилась и перекатилась на спину.
– Знаю, – яростно ответила она в мыслях. – Мы уже наполовину умерли.
– Вы умрете, – повторил голос. – Если не сделаете, что я скажу.
И он поведал девушке, как спасти себя и сестру. Как можно немного изменить мир – ровно настолько, чтобы они смогли жить.
Для этого требовалась кровь.
Наутро Анья рассказала Лизбет, своей сестре, то, что узнала ночью: нужно было сделать дверь. Их мать не умерла, она просто ушла – сделала дверь с помощью магии и ушла далеко-далеко. Ее кровь говорила с Аньей и объяснила ей, как сделать свою собственную дверь и встретиться с матерью.