Ореховый лес - Мелисса Алберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Принято. А – это карта Амстердама, потому что я потерял там свою… «мальчишескую честь», и уже жалею, что об этом упомянул, Б – это «Белый клык» Лондона, потому что ты его читала в Вермонте, В – это… дай подумать. В – это ворона, потому что я ужасно боялся этих птиц в детстве. Особенно их голосов.
Я не стала над ним смеяться. Вороны и правда могли здорово напугать. Я перечислила три предмета в нашем чертоге памяти и задумалась.
– Так, Г – это глупость, потому что это качество, которое мы с Эллой больше всего ненавидим в людях.
– Не годится. Это должен быть предмет, что-то, что можно взять в руки.
– Ну ладно, тогда Г – это «Гордость и предубеждение». Мы с мамой смотрели этот фильм как-то в номере мотеля.
– Фильм? Потому что ты его когда-то смотрела?
– Ну пусть будет книга, – сказала я, защищаясь. – Книгу я тоже читала.
– Ну хорошо, хорошо, – перечислив предметы от А до Г, Финч улыбнулся. – Д – это «Дартс». Когда я лежу больной, моя мама, чтобы меня развлечь, всегда приносит мне мишень и дротики… То есть приносила.
На мгновение мы оба задержали дыхание.
– Е – ежевика, – быстро сказала я. – Потому что мы с Эллой любим ее есть.
Взгляд Финча переместился к вырезу моей водолазки, где виднелась самая верхушка татуированного цветка.
– А это не цветок ежевики у тебя на плече? Всегда хотел спросить, что это за растение. Стебель с шипами…
Я смущенно коснулась черного рисунка, вспомнив выражение лица Эллы, когда я явилась домой с этой татуировкой. Потерянный взгляд, гнев, которого я не могла понять… Я тогда почувствовала стыд, сама не зная, что сделала не так.
– Потом расскажу. Когда дело дойдет до «Т».
Буквы Финча были Ж, И и Л (жеребенок, потому что в первом классе он написал целую фантастическую повесть о жеребенке по имени Иней, который вырос в боевого коня; индеец, потому что мама сделала ему костюм индейца на школьный карнавал; леденцы, потому что однажды его семья попала в снежный буран на машине и целый день питалась только леденцами из пакетика, ожидая эвакуации). Мне достались З и К (зефир, потому что я его любила, и «Коллекционер» Фаулза, потому что я его читала в Темпе).
Снова настала моя очередь. М. Я бегло протараторила весь список содержимого нашего чертога, испытывая дурацкую гордость, что все вспомнила правильно.
– Теперь М. М – это…
– Только не называй опять еду, потому что ты ее ела, или книжку, потому что ты ее читала, – вмешался Финч. – Давай уже мне настоящее воспоминание.
Я почувствовала раздражение вперемешку со стыдом.
– Хочешь сказать, что я нечестно играю?
– Нет! Просто… Это же такой способ получше друг друга узнать. Я думал, ты поделишься чем-нибудь о себе. О своей семье.
Он сказал это легко, без особого выражения, но я все равно поняла, что ему нужно.
– Ты же помнишь, что я ее никогда не видела? – сердито выпалила я. – То есть вообще ни разу? Алтея в моей жизни никак не участвует, и мама шестнадцать лет не перемолвилась с ней ни словом.
– А как насчет твоего детства? Где ты росла? Что ты об этом помнишь?
Он снова смотрел на дорогу, но в голосе его звучали резкие, обвинительные нотки. Как будто он собирал воспоминания обо мне для биографии. Это само по себе не могло меня не взбесить, но хуже всего была его уверенность. Твердое знание, что у всех на свете мозги хранят кучу воспоминаний, которые можно без труда вытаскивать на свет при желании. Половина всего, что я могла сказать о себе, случалась или в книгах, или с Эллой. Во всех этих ее историях о нелегкой юности матери-одиночки, которая с трудом сводит концы с концами.
– Не желаю больше играть в твою идиотскую игру, – сказала я и отвернулась к окну. – Какого черта придумывать предлоги, чтобы похвастаться, что трахнул в парке какую-то сучку?
– Сучку? Это была моя девушка, мы с ней к тому моменту встречались восемь месяцев. Как же противно, когда вы, девчонки, так говорите друг о друге. Используете такие слова.
– Божечки, Финч, да тебе надо получать степень по лингвистике.
В совершенном мире на этих словах я бы надела наушники и закурила бы сигарету ему прямо в лицо, но этот мир был не совершенен. Так что пришлось удовлетвориться тем, чтобы пялиться в окно, пока все алфавитные воспоминания выпадали у меня из головы, как летящий снег.
Я смотрела на кустарник на обочине дороги, когда пробка наконец закончилась, и мы резко вырвались вперед. На приличной скорости бормотание радио превратилось в успокаивающий фоновый шум, а я впала в полусонное состояние эмоционально утомленного путешественника. Теперь, когда меня ничего не отвлекало, отсутствие Эллы ощущалось в моих костях как ноющая боль. Пока мы двигались, паника утихала. Стоило мне увидеть перед собой замедляющиеся тормозные фонари машин перед нами, она снова пробуждалась к жизни.
Кустарник перешел в жидкие рощицы. Мы съехали с главной дороги на двухполосную и извилистую. На обочине неровно двигался колеблющийся огонь, и я прищурилась, чтобы лучше его рассмотреть. Это был налобный фонарь мужчины в смешных велосипедных штанах. Он бежал на месте, держа пальцы на пульсе у себя на шее. Зрелище он собой представлял дурацкое, и я улыбнулась. Тут рядом с бегуном материализовалась темнокожая женщина в снежно-белом платье и прижалась губами к его горлу.
Машина пролетела мимо, бегун и женщина канули в темноту позади.
– Ты это видел? – хрипло выдохнула я. Финч подпрыгнул на месте, машина вильнула.
– Спортсмена и ту женщину… – Что же я видела на самом деле? – В Сопределье есть вампиры?
Руки Финча сильнее стиснули руль.
– О Господи. Не совсем.
– Разворачивайся.
Финч замедлил ход и развернулся. Мы покатили обратно, и я изо всех сил высматривала свет налобника или очертания двух фигур в сумерках – но смотреть было не на что. После пяти минут медленной езды Финч снова развернул машину.
– Ты уверена, что что-то видела? Мне показалось, ты задремала.
Я ответила яростным взглядом, хотя он был прав. Может, мой возбужденный разум сам собой готовит взрывную смесь кошмаров из темноты и страшных сказок? Я вспомнила статью, которую вырвала из газеты в квартире Нэсс – она осталась позади, вместе со школьной формой угодив в помойку в гипермаркете.
– Быстро останови машину.
Глаза Финча тревожно метнулись к деревьям, шуршащим листвой в бархатно-синем сумраке.
– Подожди. Давай отъедем чуть подальше.
Он ехал еще минут десять, так что место, где я якобы что-то видела, осталось далеко позади. Наконец он съехал на обочину и заглушил мотор. Звуки машины утихли, и ночь плотно прижалась снаружи к окнам.
Я поискала на телефоне новости по теме «Убийства на севере штата Нью-Йорк». Первый же результат выдал ту статью, которую я видела у Нэсс.