Брегет хозяина Одессы - Ольга Баскова

– А при чем тут лошадь? – вставил Беспальцев, снова наливая себе чаю. Борис Александрович заморгал:

– Как это при чем? Когда Дмитрий был совсем маленьким, отца затоптал недавно купленный им конь. Видишь ли, он стал употреблять по утрам, однако понятия не имел, что новый конь не терпит запах алкоголя. В общем, услышав крик, мальчик прибежал в конюшню и увидел окровавленного отца. Его соседи рассказывали, что мальчика стошнило. Наверное, есть такая болезнь, когда человек боится вида крови. Может быть, ты, следователь, знаешь, как она называется?

– Конечно, знаю, – гемофобия, – уверенно ответил майор. – Иногда по этой болезни с задержанного снимаются подозрения.

Северный закивал, как китайский болванчик:

– Точно, гемофобия. Митька ею страдал. Наверное, именно тогда он это и понял. Самое печальное, что после смерти отца ему пришлось на время расстаться с мечтой стать налетчиком. Надо было кормить семью. Кроме него, в ней росли два брата и сестра, совсем маленькие.

– И он стал биндюжником? – удивился следователь. Дядя Боря покачал головой:

– Нет, для грузоперевозок он был слишком мал. Несчастный проработал десять лет помощником мастера на матрасной фабрике. С ним трудился некий Беня, мой знакомый, который жив до сих пор. Так вот этот Беня говорил, что Митька сто раз хотел все бросить и убежать, но у него была совесть… Он понимал, что, потеряв эту работу, обречет на голодную смерть семью. А потом – работа на заводе, тяжелая, изнуряющая. Митька голодал, приходя домой, валился с ног, уже не мечтая, что когда-нибудь заживет по-другому. Но… Наступил тысяча девятьсот пятый год, знаменитый Кровавым воскресеньем, стачки, выступления, такие дела… А в Одессе началась настоящая анархия. Многие боролись за право контролировать город. И парень, не будь дураком, решил, что революция – это его спасение. Она даст возможность заработать, и заработать неплохо. В шестнадцать лет он присоединился к организации «Молодая воля».

– Какие же политические принципы она исповедовала? – с интересом спросил Беспальцев.

Северный закашлялся и глотнул остывший чай:

– Они называли себя анархистами-коммунистами.

– Красиво, – усмехнулся Геннадий.

Дядя махнул рукой:

– Красивого нет ничего, обычные анархисты, мало чем отличавшиеся от налетчиков. Знаешь почему?

– Догадываюсь, – кивнул Беспальцев. – Наверное, они экспроприировали экспроприаторов для своих революционных нужд. Многие партии так делали.

– Да-да, правильно, – согласился дядя, – члены организации, где оказался Митька, выписывали так называемые мандаты с угрозами, на которых рисовали череп и кости. Некоторые богачи даже платили. Только все это было несерьезно, как рассказывал мне Беня. Нужен был какой-нибудь толчок к тому, чтобы о них заговорили, стали бояться. Молодые анархисты не придумали ничего лучшего, как убить полицмейстера Одессы, и поручили это Митьке.

– Он же не терпел вида крови, – удивился Геннадий.

– А, тогда он об этом не думал, – проговорил Борис Александрович. – Представь, даже обрадовался. У него появилась возможность показать себя, пусть даже с помощью убийства. Ты не представляешь (это слова Бени), как Митя готовился. Он начинил деревянный ящик взрывчаткой, принес его на Степовую, разложил на нем щетки, сел рядом и принялся ждать полицмейстера. Когда тот появился, отважный парень предложил почистить сапоги. Ничего не подозревающий полицмейстер поставил ногу – и тут раздался взрыв. Митька успел сбежать. Разумеется, мужчину разорвало в клочья. Беня говорил, что буквально разнесло по закоулочкам – такие дела. Он видел, как несчастный Митька подошел к тому, что когда-то было ногой, а теперь представляло кусок мяса, побледнел и чуть не упал в обморок. Его стошнило в подворотне. Говорят, с тех пор он поклялся никого не убивать. Ты знаешь, это был единственный бандит, который никого не убивал – такие дела, племянничек.

– Да уж, слыхал, – ответил Геннадий, налегая на торт.

– А потом его сдали, были жестокие допросы и ужасный приговор для ребенка – смертная казнь, – сокрушенно продолжал Борис Александрович. – Такие дела. В тюрьме, в камере смертников, он познакомился с Григорием Котовским. По словам Бени, это был самый настоящий бандит, бессарабский разбойник. Тогда не было такого понятия «вор в законе». Интересно, что обоих не казнили. Котовский сбежал, а Митьку отправили по этапу. Двенадцать лет каторги – такие дела. Бедняга уже попрощался с Одессой, и напрасно. На каторге его встретили с уважением. Не важно, что ему было шестнадцать лет, зато за его плечами убийство – такие дела. Дмитрий многому научился у закоренелых каторжан и понял одну нехитрую истину, о которой потом говорил Бене: «Чтобы тебя уважали, не обязательно убивать». Он просидел всего десять лет, а потом революция – и амнистия. Он вернулся в апреле семнадцатого, уже не мальчик, а настоящий бандит. Кстати, Китайчиком его прозвали на каторге. Наверное, за разрез глаз. Прежнего Митьки уже не существовало – он погиб вместе с полицейским. А новый не собирался работать и голодать, он решил прибрать к рукам родной город. Прежде всего Дмитрий изучил расстановку сил, как говорят. Банд в Одессе всегда хватало, но одна выделялась особо. Банда Фроима Грача. Не слыхал?

– В институте нам рассказывали о нем, – улыбнулся Геннадий. – Одноглазый налетчик.

– Верно, – кивнул Северный. – Дмитрий пошел к нему и предложил себя в преемники. Грач поначалу решил его проверить и послал ограбить одного торговца. Но как ограбить без крови? И Митька придумал. Знаешь, с того дела все стали говорить о его так называемой вежливой манере. Он написал жертве письмо: «Пожалуйста, положите двадцать тысяч рублей под деревянные ворота на Софиевской. Если вы этого не сделаете, вас ждет такое, о чем будет говорить вся Одесса».

– Я бы не заплатил, – усмехнулся Беспальцев. – Грач и другие наверняка действовали смелее.

– Вот-вот, – обрадовался дядя его догадливости. – Торговец не заплатил. И банда убила его коров. Митька не мог смотреть на эту расправу. Он боялся любого вида крови – такие дела. Когда с несчастными животными было покончено, он отправился к торговцу и напомнил о письме. Тот, разумеется, заплатил. Грач предложил ему место своего преемника. И в Одессе началась эпоха Китайчика, вежливого бандита.

– Ох, если бы все бандиты боялись крови! – выдохнул следователь.

– После смерти Грача, – продолжал дядя Боря, – его банда захватила контроль над Одессой. У них была строгая иерархия. Беднота его обожала. Он никогда не грабил бедных, наоборот, отдавал им деньги, устраивал столы по праздникам. Этакий Робин Гуд, надежда и защита города. Благородный криминальный король, не лишенный чести… Я рассказал тебе об Утесове, но артист не оказался в одиночестве. Были другие подобные случаи. А что ты скажешь о законе не грабить врачей и учителей? Беня не знал в Одессе ни одного уважаемого человека, который не был бы в восторге от Митьки. Обаятельный, вежливый, постоянно извинявшийся за недостаток образования… Ну, были у него слабости – любил сладкое и женщин. В кафе «Фанкони» он и удовлетворял эти слабости. Наконец-то сын биндюжника добился того, о чем мечтал. Однако его царствование не было безоблачным. Первым, кто решился поднять на него руку, был белогвардейский генерал Гришин-Алмазов, по-своему честный человек. Митька пытался договориться с ним, предлагал деньги, помощь, но тот уперся: никакой помощи от бандита. Такие дела. Митьку поймали и привезли в здание контрразведки. Знаешь, чем это кончилось? Вооруженные бандиты окружили здание и перекрыли движение транспорта. В вежливой манере, которую они переняли от своего главаря, бандиты попросили освободить Китайчика. И генерал сдался. Главарь одесских бандитов был освобожден.