Последний рубеж - Федор Вахненко

– Ты, – затянутый в темно-зеленую перчатку палец указал на приготовившегося к смерти Упыря. – Ты. И ты. Выйти из строя.

Трое сталкеров сделали шаг вперед. Трое самых опытных посетителей бара. Трое тех, кому посчастливилось оказаться в списке. Троица, которая действительно могла хорошо послужить «Рубежу».

– Этих – в каптерку, – приказал лейтенант Колесник. Его скуластое лицо исказила еле заметная ухмылка – надо же, сам Упырь попал к нему в руки!

Отделившись от расстрельной команды, двое рубежников увели избранных прочь, изредка подталкивая в спину дулами автоматов.

– Остальных – в расход, – скомандовал офицер черных.

А потом, сложив руки за спиной, он стоял и смотрел, как пули рвут тела кричащих от боли сталкеров. Как брызжет кровь на стену позади приговоренных к расстрелу. Как один за другим испускают последний вздох скитальцы Зоны отчуждения.

В тот день рубежники не жалели патронов, обрушивая кипевшую в них ненависть на головы тех, кого всегда презирали. Бродяги были для них ничем не лучше мутантов: жалкие, мелочные и ни на что не годные. Такие же звери, как и горбуны с землетрусами. Звери, заслуживающие только смерти.

– Склад вскрыть! – приказал лейтенант Колесник, как только замолкли автоматы. В последний раз взглянув на плоды своей работы – изуродованную пулями кирпичную кладку и лежащие в траве тела, под которыми образовалась густая кровавая лужа, офицер пошел прочь, стуча подошвами окованных металлом ботинок по каменным плитам ведущей к бару дорожки.

– Только нас оставили… – прошептал Рвач, смотря на вывеску над «150 рад». – Нас, вот, троих. Прикинь, как повезло, а?..

– Ага, – угрюмо кивнул Седой. Обернувшись, он бросил короткий взгляд на ту самую стену, покрытую темными брызгами запекшейся крови и испещренную пулевыми отметинами. Но осознание, что вот там, прямо позади него, еще утром казнили больше двадцати человек, ничего не колыхнуло в душе сталкера. Он слишком долго пробыл в Зоне, чтобы жалеть кого-то, кроме самого себя…

– Короче, нас отвели на склад, раздали скотч, стволы, – продолжил Рвач, не оборачиваясь и говоря скорее сам с собой. – Сука, вот че б не отдать, а? Такой охрененный ствол был! С ночнухой… Ну сказка же! Нет, надо было скоммуниздить! Вот уроды, а! Дали, вот игрушку какую-то… – Взглянув на выданный завскладом «Рубежа» автомат, скиталец брезгливо поморщился. – Весь… Что это, блин? Земля? Или дерьмо? В чем его вымазали?! Где им колупались? Ну хоть стреляет – уже хорошо!

– Можно почистить, – пожав плечами, посоветовал Седой. Буднично и равнодушно, ясно дав понять, что проблемы собеседника нисколько его не волнуют.

– Почистить. – Скиталец с разорванным ухом с омерзением сплюнул. – На хрена его чистить? Ты еще скажи, шо берцы надо раз в месяц покупать, а не носить, пока не расклеятся нахрен! Ишь придумал! Это ж «калаш», Седой! Стрелять и так будет. Та просто… Просто обидно! Обидно! Только купил, зараза, – и тут же отжали! Вот не уроды, а?! Еще и патронов пожалели! Хавчик зажимают, козлы, блин! Вот чем мне закусывать? Чем?! Двумя пайками? Да это ж… Ну, это… Блин, ну это смешно! Вот солдафоны, млин. Трезвенники хреновы… Не то что… Блин, да хоть эти, анархисты которые. Ну нормальные ж мужики! Пару раз бухали прям там, у них на посту! Ну сталкеры как сталкеры. А эти?

– Подожди-подожди. Че ты сказал?

– Я говорю, трезвенники они, они, сука, конченые!

– Не-не-не, стой, до этого. Чего? Чего они там у тебя зажали?

– Седой, ну ты стремный какой-то, трындец! Говорю ж: хавчика – мало, патронов – мало. Водку ваще зажали. Не жизнь, а говно какое-то…

– Ну, теперь все понятно… – Седой закивал головой, облизнув пересохшие на ветру губы.

– Да че тебе там понятно? Ты какой-то… Ну ты или целиком говори, или не трынди тогда. Серьезно, ну ты какую-то часть выхватываешь, какими-то отрывками говоришь – ну ни хрена ж не понятно!

– Да че там понимать? Они специально нам ни хрена не дают. Ну боятся они. Знаешь, боятся, что мы уйдем. Да, у них там снайпера, пулеметы, но… Все они не увидят. Лазеек куча. Захотим – уйдем. Они ж самых опытных взяли, и они это прекрасно понимают. Мы… Знаешь, когда сержант отправлял меня в разведку, он всегда забирал мой хабар. Весь. Чтоб я вернулся. Чтоб я гарантированно вернулся. Вот и щас так. Ни хрена не дают, чтоб мы не слиняли. Знаешь, я… Я им дезертира нашел. Мне награду обещали. Но по факту… Сержант хотел, он, видать, человек слова. – Сталкер презрительно ухмыльнулся. – А вот прапор – нет. Сказал, ему насрать. У нас же война, дезертиры – это такое… нахрен не надо. Даже голову не попросил показать.

– А она у вас была? – с сомнением в голосе спросил Рвач.

– Не было, – безразлично ответил Седой. – Но он даже не спросил. Понимаешь? Они просто не хотят, чтобы было как с Упырем. Думают, слишком много ему дали. Поэтому он и кинул их, завел своих в поле – и слинял.

– Они сами его продолбали, – хмыкнул бродяга с разорванным ухом. – Могли ж догнать? Могли. Но нет, вернулись в располагу. Потому что зассали.

– Знаешь, да они до сих пор ссут. Они не хотят за нами бегать, потому что знают: опыта у нас больше. Мы тут дольше. Вот они и пытаются не допустить всего этого.

– Ой, опять ты со своими теориями заговора… То у тебя Зоной кто-то управляет, то «Рубеж» тут какие-то планы вынашивает… Трындец! Ты сам себя послушай! Понимаешь, что это… – Рвач тяжело вздохнул. – Слушай, за Упырем бы кто угодно не погнался. Потому что это – Упырь. Он здесь почти пять лет. Пять. Долбаных. Лет. Он такое знает, чего мы… Ну, даже не догадываемся. Ты думаешь, кто-то рискнет за ним идти? Он по полям ходит, как у себя дома! За этим гоняться бес-по-лез-но! И все. А «Рубеж»… Мы для них – просто мясо. Дают столько, чтобы не сдохли. А больше им просто жаль. Жаба душит. Вот скажи: куда ты отсюда убежишь?

– Да хоть туда, – Седой кивком головы указал себе за спину. – На Большую землю. Хотя… – Сталкер заметно поник, опустив взгляд на заляпанные грязью ботинки. Шумно перевел дыхание. Утер шмыгнувший нос. – Нет. Я уже не убегу. Я ж там был, Рвач. Там… Знаешь, там гораздо хуже… Там все… Все совсем хреново. Знаешь, я не хочу туда возвращаться. По ходу, Рвач… В общем, мое место тут. Тут я буду жить – и тут я откину копыта…

– Та даже если б захотел – ты б не вышел, – заверил его собеседник. – Когда ты ушел… Четыре… Да, получается, уже четыре дня назад. Вернулся там один. Из этих, завязать хотел. Вроде добазарились… Вроде Панас крышевал. Вроде кому надо на лапу дали. А нет, ни хрена. Уходили впятером, а вернулся только один. Вояки их постреляли, как только увидели. А тому тупо повезло, шо жив остался. Ему, короче, придавило, он чухнул в кусты, отстал… А остальные нарвались. Этот как в бинокль глянул – одни трупы лежат. Еле ноги унес. У него еще погремуха такая была… Блин, вроде запоминающаяся… Неа, не помню.

– И где он теперь? – подняв глаза и осмотревшись – скорее, в силу привычки – спросил Седой. Его цепкий, привыкший подмечать даже самые незначительные детали взгляд добросовестно зафиксировал короткий блик на крыше одного из зданий. Оптический прицел, подсказывал сталкеру опыт. В голове тихо дал о себе знать тревожный звоночек, призывавший как можно скорее уйти с линии огня и подыскать укрытие, но бродяга усилием воли заглушил этот панический визг. «Спокойно, сталкер, – сказал Седой самому себе. – Это просто караульный. Ты ему нужен в последнюю очередь…»